Книга Поединок во тьме - Михаил Соловьев

— Нет, — отрезал Юрка. — Или расклад на стол, или покеда, и каждый за себя. Закончен базар.

24. М. Птахин

С утра появилось ощущение, будто стою на огромной высоте на краю вселенной. Пока завтракал и собирался, несколько раз даже удивленно под ноги глянул, настолько реально все было. Шагну, чувствую, и сорвусь с высоты.

Но ничего — не разверзся линолеум.

Домашних не будил. Вечером хорошо посидели семейкой. Когда старшая еще маленькой была, даже одноименную программу вроде «Городка» задумал, только с семейными розыгрышами. Но все это шалости. Мы не в столице живем, так что телепрограмма «Семейка» откладывается до лучших времен.

Сижу и думаю: «Неспокойная обстановочка сегодня, и по мою душу где-то страсти кипят, факт». Всех перебрал, и красноярцев, которые в Канске поселились, и Козлякина слюдянского, и показалось мне, что вместе они сейчас, но это уже полный бред. «Полусумасшедший “хозяин” здешних мест и красноярская братва как пересекутся? — думаю. — Слишком невероятно…» Так в голове покрутил и эдак. Не расстаются парни. Думаю:

«Ну и хрен с вами. Живите вместе пока, а нам свою программу надо выполнять».

Лысый звонит:

— Подъезжаешь?

— Не вышел даже… — говорю.

— Нам Аню забирать, грузиться, чего тянешь?

С ним всегда так. Если дело какое, то на час раньше готов выскочить. Не может спать. Бегает сейчас в трусах по квартирке своей и шипит, словно он уже у подъезда.

Говорю ему:

— Уймись пока да чай пей. Скоро буду.

Положил трубку.

Чую, заряд мой на поездку только сильнее стал. Мысли дурацкие после звонка ушли, и осталось лишь состояние «Полный вперед!»

Погрузились быстро. У Анечки список. Девчонка без макияжа и каблуков вчерашнюю сотрудницу института совсем не напоминает. Взгляд ее поразил. Куда-то, видимо, мой выстрел вчерашний с комплиментами таки попал.

— Вот это отнеси, — говорит. — И на самый верх положи.

Шнуры в бухтах подает, а второй рукой так ласково меня за плечо трогает. «Вот это да, а был ли там чех?» — задумался и чувствую: был, вот только упали слова мои на благодатную почву, и восходит там сейчас нечто, заглушая перезревшие и почти засушенные ростки вчерашнего дня.

«Славная какая, — рассуждаю и к машине иду. — Смотри-ка, в десятку выстрел, и что теперь с этим делать?»

Когда уселись в тачку, Серега хохмить начал. Нравится ему Анечка, но он для нее — всего лишь друг. Тоже немало, вот только сердце, заледеневшее в любовной стуже, не оттает. Здесь другой рецепт нужен — клин клином.

Успокаиваю себя: «Не поддавайся, Птахин!» — а у самого душонка плывет. Эх, сволочь я, сволочь! Дома семья. Старшей дочке лет, как Анечке, а тебя, старый, уносит. Идет от девчонки душевность такая, что волком вой. Перебираю варианты:

«Поддаваться — это идти на поводу. Грубить и хамить нельзя, понесет еще хуже от неразделенности чувства. Может, про семью рассказать? О детях? Точно!»

Созрел замысел, и, пока мы шинами шуршали, переключил я Сержио на воспоминания прошлых лет, в особенности про моих домашних. Анечка в слух обратилась. Смеется с нами, но уже грустно как-то.

«Вот и все, — думаю. — Завяли помидоры. Еще немного, и останемся мы с тобой, дорогая, лишь друзьями».

Выскочили на Култукский серпантин. Рыбы решили поесть. Лысый пирожков с картошкой у бабулек ухватил и давай их с омулевой икрой наворачивать, что твой вурдалак. Анечка же чинно все купленное разделала, приготовила и меня по-свойски за рукавчик трогает.

Чую я, переварила девчонка всю инфу про семью, но ростки, мной посеянные, в ней остались.

Пошел из машины. Анечка столик свой поставила, стульчики. Обед с видом на Байкал. Мол, давайте по-человечески кушать, что там дальше будет? Лысому стыдно стало, что он икру с пирожками один зарубал, да еще стоя, аки скот.

Купил Серега вторую порцию и за столик полез.

Одни мы на пятаке сидя кушаем. Народу немного. День будний. Бабки с тетками култукскими обсуждают нас, а что им еще делать? Для них этот пятак над Байкалом — единственная возможность детей кормить-поить. Гоняют их иной раз власти, когда эколог какой важный на машине мимо поедет. Заложники они, как и большинство россиян, бюрократии никому не нужной.

Забавнее всего тут зимой. Тетки на гору фанерные ящики притаскивают с печками. Продукты в них держат, да сами греются. В будний день идешь по трассе в морозы, смотришь — никого народу. Лотки, да фанерные коробочки дымят. Окошки на прилавки смотрят, а в протайках на стеклах — глаза-глаза.

Вот она — жизнь и глубинка российская…

К Петру приехали разомлевшие. Когда из Иркутска выезжали, я его не набирал. Со вчерашнего дня знает, что идем.

Звякнул с серпантина.

— Поели? — спрашивает.

— А как же? За омулевую икру с пирожками можно и родину продать!

Смеемся.

Круть-верть по Култуку. Пост ГАИ проскочили. Вот и Слюдянка. Ворота у проводника нашего открыты. Машину сразу внутрь. Петр створки закрыл — запечатан двор.

Знакомились уже как зашли. Рассматривают друг друга. Лысый давай про дом спрашивать. Петр сразу прокусил, в чем дело.

— Строишься?

Ну и полетел у них разговор. Дом для каждого хозяина — детище. Из-за стола парни полезли, и в подпол — фундамент глядеть.

Анечка смеется:

— Вот они и шахты ваши. Стоило ли снарягу брать?

Петр, даром что внизу, расслышал все и кричит-шутит:

— Сколько ни копал, так входа в «подземлю» и не получилось.

Тает лед. Хорошо знакомство складывается.

Сергей с хозяином дома уже товарищи. Ржут как пацаны, хохмят.

Заговорили по делу.

Выкладывает Петр на стол новые схемы.

— Умер маршрут через падь Улунтуй, — говорит. — Пока вас не было, я расспросил молодежь, которая туда ныряет. Там купол квершлага после землетрясения окончательно просел. Не переползти.

— А говорил, что не ходит туда никто, — заинтересовался я.

— Они ко мне с вопросиками появились год назад. Племянник привел. Не ответь я, все равно полезли бы, так что лучше уж поделиться, чем могу. Родители ихние потом бегали, скандалище назревал, но пронесло, зато пацаны охотку сбили. Все живы и здоровы. Иногда и сейчас ныряют, но все больше по верхним горизонтам ходят. Туристов водят, ну и нам польза.

— Остается только пешедралом по Байкальской штольне? — важничаю.

— Открылась одна дырочка, — Петр отвечает. — Землетрясение помогло. Вова, когда ствол четвертой шахты зарушивал, не мог предполагать, что она еще раз вскроется. Пацаны сказали, что открылся там проход и есть теперь вниз дыра. Даже лестницы видно, что внизу начинаются.