Книга Жизнью смерть поправ - Геннадий Ананьев

– А что, они мне докладывают, для кого продукты? Да и я – не следователь, чтоб допросы учинять.

– Не поняла, стало быть, пойдем другим путем…

– Магазин спалишь? Давай! Тогда гроб с музыкой и тебе вместе с твоим домом!

– Магазин трогать хлопотно, а вот тебя… До скорой встречи.

Всего один час миновал, а за ней уже пришли. Урки, как в селе именовали Николая и Лешку, подручных управляющего. Лешка развязно пошагал к прилавку, словно матрос из фильмов об анархистах, Николай – стеснительно. Хотел что-то сказать, но Лешка опередил его:

– Доигралась! Пойдешь без понукания, или силком тащить?

– Ты извини, Люба, но так вышло… Велено тебя изолировать.

– Велено раз, изолируй. Пошли.

Она заперла магазин как обычно, не оставив никакой записки на двери. Была и – нет. Хорошо, что хозяйка дома, что напротив магазина, увидела в окно, как ее уводили в дом уркаганов. Она поспешила к соседке, и вскоре все село только о том судачило, сколь долго хозяйку магазина станут перевоспитывать насилием. Сообщила о самоуправстве уркаганов и Марфа своему любимому, когда вечером пришла к нему коротать ночь.

– Заносит на повороте! Пойду, объясню им, сколько за такие штучки полагается!

– Не собирайся. Не пущу. Получат повод для зацепки, тебя же и обвинят во всех грехах. Осудят и сошлют в тартарары. Поеду за тобой, стану бороться, но мало чем помогу. Да и не переживу конец едва затеплившегося счастья.

– Считаешь верным сидеть сложа руки? Не узнаю тебя, Марфуша…

– Посидим. Время укажет нам путь. Давай ужинать, пока еще есть припасы, и спать.

Она уже продумала план серьезной борьбы с мироедом, но любимому в этом плане не отводила ни малой доли участия, понимая вполне, чем может для него обернуться любой его активный шаг. Действовать нужно решительно, но тайно, как поступал сам мироед, готовясь завладеть их землей.

Устраивала ли самого Илью Петровича такая доля? Нет, конечно. Он, однако же, не стал настаивать на своем, полностью подчинившись Марфе. И не потому, что был с ней согласен или боялся ответных мер уркаганов и мироеда. Нет. Он рисковал жизнью на фронте и даже после войны ради жизни, готов был к риску и сегодня, но теперь, когда понял, как Марфуша любит его, не хотел ее обижать. Она столько перестрадала лишь потому, что он избрал другую…

Вот так прошел первый день, миновал второй, прошел третий…

Вечерами она рассказывала о сплетнях, какие полнили село, но ничего не говорила о том, что намерена делать. Вроде бы ей было просто любопытно, что говорят в селе, и не более того. Но это было далеко не так. Нескольких женщин, собиравшихся вызволять хозяйку магазина, она уговорила не спешить:

– Иль пустоцвет в салат пригоден?

– Какой такой пустоцвет? Охальничают, а мы терпим молча, да?

– Потерпим, товарки. Потерпим, пока завязь дозреет…

Она рассуждала, как мудрый стратег: малым числом протестовать пользы мало, вот когда возмущение наберет всесельскую силу, тогда можно и за скалки браться.

И еще она встретилась с Остапом Нестеровичем. Стыдить принялась за измену, как она выразилась, идеалам ветеранства.

– Ты бы, Марфа, брод прощупавши, лезла в воду, – одернул ее Остап Нестерович. – Я же хотел как лучше. Вышло плохо, согласен, но я не сложил руки. По какому сигналу приезжала комиссия к любимому твоему? И о беде, село постигшей, писал. В район писал. Ни ответа, ни привета… Губернатору, эка – чин, на козе не подъедешь, оттуда и пожаловала комиссия. Только к Илье. Про село ни гу-гу. Вот теперь мозгую, к кому еще обратиться. К президенту – рановато. Это уж последняя инстанция.

– Давай вместе помозгуем. Он же пограничником был много лет. Не обратиться ли к ним? У нас же что? Криминал самый неприкрытый. Не иначе, как ФСБ разбираться. И Илюше заодно помощь.

– Пожалуй, стоящее дело…

– Ну и прекрасно, – вздохнула Марфа облегченно. – А я-то считала тебя изменщиком, с кем бороться придется. Теперь-то вдвоем полегче станет.

Еще пара дней прошла, и село забурлило основательно. Вот тогда Марфа и ее близкие подруги бросили клич: за скалки, товарки! Мужиков не брать. Толку от них, старых, никакого, почитай, а зацепку они дадут. В бунте село могут обвинить. С баб же – какой спрос?

Все до одной вышли на улицу. Почти все взяли не только скалки, но крышки от баков для кипячения белья. Звонкие и на щиты похожие. Ну что тебе рыцари, только в юбках и со скалками вместо мечей. Внушительным звоном подбадривая себя, пошагали к дому мироеда, который охраняла пара уркаганов и куда увели продавщицу. Впереди всех – Марфа-атаманша. Года не берут ее. Крепкотелая, бойкая, решительная. Она готова была пустить в ход скалку первой, но все пошло не по ее предположению: звонкая женская толпа еще не подошла вплотную к дому, а на крыльцо уже вышла хозяйка магазина. Улыбнулась, поклонившись поясно:

– Спасибо, родные! Большое спасибо.

Ну, недоумение у всех: выглядела она не измочаленной, а даже довольной, старательно скрывавшей это свое состояние духа.

Недоумевать и удивляться кто запретит, а не станешь же спрашивать что к чему. Неловко подобное. Открывай магазин и начинай продавать продукты, какие не успели испортиться.

Марфа не стала, как обычно, ждать вечера. Из магазина – к суженому. Известила радостно:

– Наша взяла! Никто не отлынивал, вот и победили.

– Неужели считаешь, что теперь отстанут? Нет… Жди со дня на день ответного шага. Только я не намерен ждать. Сегодня же поговорю с управляющим языком мужчины.

– Не пущу! Встану в двери, руку же не поднимешь. Я вполне понимаю: сделан первый шаг, будут и дальше. Твое же вмешательство может помешать. Юзом все пойдет.

– Что же получается? Я – дитя малое, беспомощное. Не приемлю!

– Согласишься со мной, если хоть чуточку любишь меня.

– Так нельзя…

– Можно! И нужно. Не упрямься, любим. Давай я тебя поцелую… Вот и ладно. Теперь я могу идти спокойно…

– Ты что, дура, себе на задницу приключения ищешь?! Я снизошел появиться у тебя, предупредить чтобы…

Докончить угрозу управляющий не успел: ухват, обхватив шею, припечатал его к стене.

– Убью! – взревел управляющий, пытаясь высвободиться, но получил пинок в пах.

– Ерепениться не перестанешь, инвалидом сделаю! На всю оставшуюся жизнь. На баб смотреть только станешь, слюнки глотая.

В это самое время в дом ветерана вбежала запыхавшаяся почтальонша:

– К Марфе управляющий ввалился!

Забыл Илья Петрович строгий запрет Марфы: она в опасности, и это самое главное! Пошагал размашисто, чтобы не припоздниться.

Не к шапочному разбору подоспел, а почти к полному торжеству Марфы, хотя управляющий продолжал грозить карой суровой, но после очередного пинка угрозы его звучали не так грозно, даже без мата.