Книга Город Собак - Анна Никольская-Эксели

Белкин поднял голову и увидел эрделя.

Пёс летел вприпрыжку, весело задрав хвост. Его коричневая морда была такой выразительной, что Белкин невольно остановился.

— Нравится собачка? Покупай, недорого отдаю. Холст, масло, рама-багет.

Вокруг толпились люди: одни что-то выкрикивали, зазывая покупателей к неказистому товару, другие критично осматривали предлагаемый скарб и жестоко торговались. Сам не заметив, Белкин оказался посреди блошиного рынка. Эрдель в натуральную величину был нарисован на старом холсте.

— Купи, сынок, не пожалеешь. Картинка красивая — загляденье! — уговаривала старушка.

— И возьму! — неожиданно согласился Белкин. — Денег на настоящую собаку всё равно нет, пускай хоть нарисованная будет! — сказал и, не торгуясь, отдал всё, что было.

— Спасибо, сынок, — обрадовалась старушка. — Вот увидишь, собака тебе удачу на хвосте принесёт!

Картину Белкин повесил напротив кровати. Каждое утро, просыпаясь, видел несущегося вприпрыжку эрделя. Пёс был написан мастерски — с картины, точно живой, глядел. Белкин не раз удивлялся этому впечатлению и мысленно интересовался, кто же этот талантливый художник? Авторской подписи не было.

После института Белкина приняли в тот самый НИИ, где подрабатывал студентом. Корки состарился, всё труднее становилось ему спускаться на улицу. Мечтать о собственной собаке Белкин не перестал, но после той встречи на рынке с покупкой не спешил.

На очередную годовщину смерти бабушки в маленькой квартирке собрались немногочисленные друзья. Долго сидели, поминая ушедшую добрым словом, выпивая за упокой души.

— Эта картина откуда у вас? — бабушкина подруга с интересом разглядывала «Эрделя Неизвестного». До пенсии она работала искусствоведом в местном музее.

— На блошином рынке купил.

— Слушай, по-моему, это Франс Паульс. Был такой художник-анималист в XIX веке, — задумчиво сказала женщина, подойдя к картине и внимательно рассматривая её сквозь очки. — Подписи не видно — старое полотно, в плачевном состоянии. Я по творчеству Паульса кандидатскую защитила, мне его манера хорошо знакома. Но скорее всего, ошибаюсь, откуда ему у нас взяться?

Вспомнив слова продавщицы с блошиного рынка, Белкин решил проверить удачу — отнёс картину на экспертизу в музей.

Письменный ответ пришёл через два месяца. В заключении говорилось: картина написана в XIX веке голландским мастером Франсом Паульсом. Удивительно, но бабушкина подруга оказалась права. «Бегущего эрделя» — так называлась картина — приобрёл у художника известный ценитель живописи, коллекционер граф Майнер. В Россию полотно попало в качестве трофея, вывезенного из Германии после войны. Почти шестьдесят лет картина пылилась на чердаке частного дома той самой старушки с блошиного рынка.

Белкин читал заключение и не верил глазам.

«Бегущий эрдель» был оценен в двести пятьдесят тысяч долларов. Белкин не хотел продавать картину — привык к весёлому эрделю. Но однажды из Австрии приехал гость. Пожилой седовласый человек представился Генрихом Паульсом и оказался правнуком знаменитого анималиста. Он долго рассказывал о великом предке, о нелегкой судьбе художника, талант которого, как это часто бывает, был признан лишь после смерти. О том, что теперь он собирает разбросанные по всему миру полотна с целью создать музей и что картине нужна дорогостоящая реставрация, иначе полотно, полвека прожившее на чердаке, погибнет. Генрих оказался состоятельным человеком и заплатил вдвое больше цены, названной экспертами. А Белкин, хоть и с сожалением, расстался с любимой картиной, отдавая её в надёжные руки.

Прошли годы. Однажды Белкину позвонила бывшая одноклассница. Рассказала, что с мужем развелась после того, как он запил, потеряв в кризис все сбережения. О том, что наслышана о невероятных успехах Сергея в бизнесе, о его приюте для бездомных собак и что очень бы хотела с ним встретиться. Лишь после того, как положил трубку, Белкин понял, что замуж за Сытого Наташа вышла совсем не по ошибке.

А заветную мечту он всё-таки осуществил. Теперь по воскресеньям, как когда-то давно, Белкин едет за город, в маленький неказистый домик. Там, вместе с состарившимися Матвеевыми пьёт крепкий чай, а по лужайке весело гоняет маленький звонкоголосый Корки, похожий на чёрно-рыжую овечку.

Степан Петрович

Степан Петрович — немолодой, склонный к тучности и не склонный к меланхолии мужчина — был человеком состоятельным. Благодаря небольшому, но крепенькому капиталу, сколоченному тридцатью пятью годами свирепой экономии, он ездил на новой иномарке, обедал в суши-баре и отдыхал в Турции.

Кроме того, Степан Петрович мог себе позволить обзавестись новой молодой женой (прежняя умерла лет пять назад), но не позволил этого из благоразумия. К шестидесяти годам Степан Петрович решил из спального района перебраться в центр. Купил трёхкомнатную квартиру в доме старого фонда, сделал евроремонт. Опять же дочка с внучкой стали навещать чаще…

Тут бы и зажить Степану Петровичу счастливо, горя не зная. Но нет, всегда найдутся злые, коварные люди. Вот и в жизни Степана Петровича появился такой нехороший человек. Вернее, даже не человек, а так — инвалид, глухая соседка бледно-лимонного цвета из квартиры напротив. У неё была собачка — чихуа-хуа, Мосей звали. Крохотная такая, противная, звонко лаяла без конца. А Степан Петрович, надо сказать, отличался странным бессердечием ко всему маленькому, беззащитному и хвостатому. Вероятно, Мося это чувствовала, и, когда Степан Петрович ненароком сталкивался с ней в подъезде, она щерила миниатюрные клычки и тихонько рычала. Соседка, таящая в своей тщедушной беззлобной груди любовь ко всему и вся, этого не замечала и лишь приветливо здоровалась со Степаном Петровичем громким голосом, идущим из горла, словно подбитого мехом:

— Здравствуйте, Семён Аркадич!

Степана Петровича это ужасно раздражало, и он брезгливо морщился. Присутствие в подъезде такой неприятной соседки перманентно портило ему настроение.

Единственной отрадой Степана Петровича была внучка Оленька. Любил он её сильнее, чем самого себя. Тоненькие Оленькины косички, голубые и невинные, как дамская почтовая бумага, глазки, каждая её улыбка, словно дробинки попадали точнёхонько в его любящее сердце. Сядет он, бывало, в кресло, посадит внучку на колени и читает вслух рассказы Аркадия Гайдара. Очень Оленька рассказ «Голубая чашка» любила. Всё спрашивала:

— Дедушка, а ты меня стал бы ругать, если бы я твою любимую чашку разбила?

— Что ты, детонька! — отвечал Степан Петрович ласково. — Дедушка у тебя добрый. Он никогда не ругается и вообще никого не обижает.

Оленька радовалась так, что веснушки тонули в огне румянца, и обнимала ручонками дедушкину бритую голову с бычьим затылком, плавно переходящим в шею.

В то утро вышел Степан Петрович с Оленькой во двор прогуляться. А там, как назло, уже бегала Мося. Увидела Оленька Моею и как закричит: