Книга Милая обманщица - Дорис Смит

Дверь комнаты отворилась, и настоятельница предстала перед ними в черной длинной одежде, словно сошедшая со страниц Апокалипсиса. Мать Мария стояла спиной к окну. Сквозь него золотистым светом в помещение проникало предзакатное солнце. Она не двигалась, и Хейди невольно сравнила ее неподвижную черную фигуру с праведным судией с картинки из книги. Но сейчас она вспомнила не только книгу, но и того, кто ее написал, — святого апостола и евангелиста Иоанна, символом которого был орел. Высокие скулы с тонкими набрякшими веками, небесно-голубые глаза придавали лицу настоятельницы проницательный и в то же время ангельский вид. Ее взгляд, Хейди поняла это в одно мгновение, никогда ни за что не пропустил бы Сюзанну в самой большой толпе.

«Что ж, я хотя бы не слишком притворяюсь, — подумала Хейди. — Я просто похожа сама на себя». Она поняла, что в этот решающий момент будет вести себя естественно, как Хейди Браун. Возможно, Сюзанна была здесь со всеми на короткой ноге, ее хорошо знали. А Хейди — нет. Поэтому не могла и не хотела притворяться.

— Большое вам спасибо, что согласились принять меня, матушка, — произнесла она. — Я давно хотела к вам приехать.

Глаза, чистые и открытые как голубое небо, казалось, оживились, веки вздрогнули, как крылья, и вновь опустились.

Она все знает, сказала себе Хейди, она все-все поняла.

Но при этом мать Мария выглядела на удивление спокойной, когда Хейди двинулась к ней. Как и в прошлый раз и так же неожиданно, она протянула к ней руки. Невозможно было думать, предположить, что ее ожидает такое теплое приветствие. Однако это оказалось именно так.

— Дитя мое, я так надеялась тебя увидеть! Я ждала тебя.

Они поговорили о светских новостях — о последствиях засухи, о субботнем пожаре и о нападении совы на Хейди.

— Бедное дитя! — в ужасе воскликнула пожилая монахиня. — Какой кошмар!

— Я сама виновата, — призналась Хейди. — В следующий раз буду осторожнее.

— Странно, что никто тебя об этом не предупредил, — проворчала Дженни. — Я о таких вещах знала еще ребенком. Папа мне все время об этом твердил.

В нависшем напряженном молчании раздался голос матушки Марии, мягкий, но властный, как у родителя, указывающего на запрещенную дверь.

— О, все со временем забывается. — Она мягко улыбнулась. — Даже более важные вещи. Но Дженни повезло. У нее был замечательный, заботливый отец. Надеюсь, она на всю жизнь сохранит память о всех его предупреждениях и советах. — Настоятельница взяла юную красавицу за руку и слегка пожала ее. — Я знаю, сейчас у тебя очень скорбное время, но это пройдет. А самое ценное — память — останется.

Смысл ее слов дошел по назначению. Дженни слушала очень внимательно.

Джек Уиттейкер, видимо, был очень хорошим человеком, размышляла тем временем Хейди. Он, наверное, мог, если бы судьба дала время, вернуть Гленглассу былое достоинство. И его дочь права, что хранит память о нем.

Однако Дженни заговорила не об отце:

— Мама все в том же состоянии. Обычно люди после такой аварии живут день или два. Прошло уже полтора месяца, а она жива.

Мать Мария переглянулась с Хейди.

— Дженни пора уже подумать и о себе, — осторожно начала Хейди. — Ей предстоит очень напряженный год, — обратилась она к настоятельнице. — Рори переживает, что девочка так долго пропускает школу.

Мать Мария склонила голову в знак согласия:

— Я сама только недавно говорила об этом сестре Габриеле.

— Нет! — возмущенно захныкала Дженни. — Нет, матушка, я не могу уехать. Я не хочу. По крайней мере, сейчас.

Может, она надеялась, внезапно озарило Хейди, что этот визит в монастырь закончится моим разоблачением? Но даже если и так, можно ли ее винить за это? У девочки есть чувство ответственности, и ей наверняка мучительна мысль о вторжении в ее жизнь самозванки.

Столько еще нужно обдумать! Увы, Хейди не успевала все предусмотреть. Получалось так, что тяжесть этой пока неразрешимой ситуации она взвалила на свои плечи и разделить ее не с кем. Масштабы ее ошибки только теперь начинали приобретать истинные очертания. И сейчас, в порыве раскаяния, она готова была раскрыть карты. Не откладывая признаться во всем. Однако напряженное молчание нарушила не она — ее опередила мать Мария:

— Сестра Габриела хотела тебя видеть, Дженни, дитя мое. Пойди к ней. Ты знаешь, как ее найти.

Сестра Габриела прикована к постели, пояснила она Хейди. Ей уже девяносто пятый год. Она самая старшая сестра в монастыре. Живет в Гленглассе уже шестьдесят лет.

— Как это чудесно! — воскликнула Хейди. И тут же поняла, что если это ловушка, то она выдала себя с головой. Но теперь что-либо исправлять поздно. По крайней мере, здесь не стоило идти на хитрость. Она вдруг вспомнила рассказ Рори о часовне. — А можно посмотреть вашу новую часовню? — живо поинтересовалась девушка.

— Да, конечно. — Матушка Мария тут же встала. — Мы так любим показывать ее гостям. Это наша гордость, мы столько о ней мечтали!

Они вышли из здания в меркнущий полуденный свет, пересекли мощенный серым булыжником двор и подошли в красно-бурому зданию с тонким, толщиной с карандаш, шпилем. Часовня расположилась в тени молодых елей.

— Деревья, — пояснила мать Мария, — выделены мистером Хантом и посажены его рабочими. А часовня освящена в честь Святого Духа.

С этими словами настоятельница открыла дверь, и Хейди оказалась под каменным полукруглым куполом с узкими окошками. Она заметила, как искусно сделаны окна, чтобы естественное освещение подчеркивало золотисто-янтарные цвета фресок. На мгновение девушка чуть не задохнулась от восхищения.

— Не хочешь ли ты мне что-то рассказать, дитя мое? — спросила монахиня.

Рассказ оказался долгим, усложненным событиями и ощущениями. Хейди скрыла только факт женитьбы Сюзанны и Рори, а в остальном поведала обо всем, не щадя и не выгораживая себя. Даже если бы она захотела, у нее бы не получилось. В доме, носящем Его имя, царил Дух Истины.

Мать Мария лишь однажды прервала ее, мягко напомнив:

— Я же просила тебя рассказать, а не исповедоваться, дитя мое. Я твой друг, а не судья.

Эти слова сбили Хейди с толку. Предвкушая момент разоблачения, она боялась его. Ей думалось, это будет очень короткое разбирательство и заслуженный приговор — виновна. В апелляции отказать. На деле все оказалось иначе.

— Мы не знаем ответов на все вопросы, — обернулась к ней мать Мария. — Чем дольше я живу, тем больше это понимаю. Я стараюсь никого не судить. Не знаю, что посоветовать.

— Но разве вы не разоблачите меня? — заикаясь, допытывалась Хейди. — Вы ведь не можете одобрить этого.

— Но я не могу не учитывать твои мотивы, твою самоотверженность, желание помочь. — Светлая улыбка смягчила строгость черт лица. — Мудрый человек однажды заметил, что, когда ты делишься вещами — это еще не жертва. А когда ты отдаешь частицу себя — это и есть настоящая жертва.