Книга Десятая заповедь - Валерий Фурса

А Василий Иванович только удивленно смотрел на этих людей, таких разных и одновременно таких одинаковых в стремлении помочь его сыну, и не знал, что и сказать.

На утро Василий действительно открыл глаза. Сначала это даже нельзя было назвать взглядом. По крайней мере — осмысленным взглядом. Зеницы его были сильно расширены. Казалось, что смотрел он в никуда… Взбудораженные мысли, уже четверо суток хаотически бродившие в таинственных лабиринтах его памяти, никак не могли сконцентрироваться на чем-то конкретном. Хотя первый сигнал и пошел от зрительных центров, но надлежаще осмыслить этот сигнал он еще не мог.

Галина вся встрепенулась, заметив, что ее любимый мигнул веками и медленно открыл глаза. Ей даже показалось, что это ангел Господний взмахнул десницей над ним, что и стало сигналом для пробуждения. Да еще и ниточка их любви, которая так крепко связала их сердца и которую она с таким трудом удерживала все это время, тоже помогла добиться этого чуда. Васенька смотрит! Значит, он приходит в сознание. Теперь и он тоже будет поддерживать ту ниточку. С каждым днем, с каждым часом и даже с каждой минутой она будет становиться все крепче и крепче. И она, Галя, тоже все время будет укреплять ее, ту нить их общей любви. Чтобы она, через их сердца, протянулась в Вечность, и чтобы всегда поддерживала их на дороге жизни, на дороге любви.

Будто подтверждая ее мысли, через какую-то минуту взгляд любимого стал более осмысленным и сконцентрированным. Теперь он сфокусировал его на ней, на Галине. По всему было видно, что эта концентрация взгляда далась больному с большим трудом. Но его глаза, сразу холодные и равнодушные, с каждым мгновением становились все более теплыми, знакомыми и родными. Постепенно их наполнял свет любви, который прочь и навсегда прогонял мрак ночи.

— Васенька! Любимый! — еле слышно прошептали исстрадавшиеся за лаской уста.

А в его мозгу в то же мгновение будто свадебные колокольчики зазвенели…

— Галинка… — еле выдохнул несколько звуков.

Но эти тихие, еле уловимые слухом, звуки для нее прозвучали самой лучшей, самой чарующей в мире музыкой. И любовь в той музыке слышалась, и надежда, и нежность, и верность, и гордость. Чего только не было в этой дивной мелодии любви! Но самым главным было то, что эта мелодия снова зазвучала. Что она была, существовала. Что свет дня победил мрак ночи. А если эта песня любви снова зазвучала в полную силу, то ни конца ей не будет, ни края. Они снова и снова будут вместе сочинять песню своей жизни. И вместе будут петь эту песню. Сначала вдвоем. Потом и детские голосочки в эту песню вплетутся. А с годами — и внуки, и правнуки в ней свои партии поведут. Песня их любви будет звучать над миром, пока жизнь будет существовать на планете Земля. Будет звучать! Потому что снова появился второй голос для этой песни. Или, может быть, первый?…

Да разве это так важно, чей голос первый, а чей второй в общей песне? Конечно, не важно. Ведь люди вполне условно поделили голоса на первые, вторые и третьи по высоте звучания. В мелодии двух сердец оба голоса — главные.

— Галинка… — еще раз прошептали иссушенные жаждой уста, и почти неуловимая улыбка осветила их. А глаза! Глаза сразу же наполнились нежностью и любовью. Если бы только по их виду можно было судить об общем состоянии организма, то можно было бы считать, что ее Васенька уже выздоровел. Но, к сожалению, это еще было не так. Опасение за его жизнь все еще крепко держало ее за сердце. Но рядом с тем опасением появилась и уверенность. Уверенность в том, что их любовь одолеет эту беду, и что они снова будут счастливы.

Но почему — снова? Они просто будут счастливы! Как были еще с той минуты, когда Небо их судьбы в одну объединили. Даже с той, самой первой, когда они впервые встретились.

Галя с волнением схватила Василия за руку, и он легонько пожал ее. Будто обнял нежно и осторожно. Как самую дорогую вещь, которую боишься повредить неосторожным движением.

— А что я Вам говорил? — голос деда Иосифа нельзя было назвать громким, но и совсем тихо он никогда не разговаривал. Даже в больнице сдержаться не смог.

— Я же говорил, что наш легинь сегодня утром в сознание придет! Не волнуйся, Вася! Все у тебя в порядке будет.

А сам уже свои лекарства из тайстры вынимает.

— Вот эту настойку выпьешь, и огонь в твоей груди сразу угасать станет. А там мы с Галей нового чар-зелья сварим. Чтобы силы к тебе быстрее вернулись, и чтобы старый гуцул еще этим летом с тобой паленки выпил.

— А пить ему еще нельзя! — категорически возразил доктор.

— Да Вы, Петр Федорович, просто не хотите, чтобы я спор у Вас выиграл! — пальцем помахал на доктора старый мольфар. — Боитесь, что моя медицина сильнее вашей окажется?…

— Ничего не имею против, если Ваше лекарство сильнее нашего окажется. — Глаза доктора смеялись, а руки обнимали деда Иосифа. — Мы ему сейчас катетер поставим. Через него уже Ваше лекарство прямо в желудок ему подадим. Да и покормить парня уже время. А то потом скажет, что совсем зачах на больничных харчах. Сейчас мы ему только губы Вашей настойкой смочим. Пусть облизывает. Это ему не навредит. А вот как Ваше лекарство дать? До еды, или после?

— Пусть сейчас настой выпьет. А через полчаса можно будет и кашки какой-то через трубочку дать. Хоть сил она ему не добавит, но и не повредит…

Катетер поставили быстро и умело. Василий немножко скривился во время этой процедуры. Но что делать? Возможно, он еще и не осознал того, что это именно его, Василия, да еще и через нос и через какую-то капроновую трубочку кормить будут. Галина очень волновалась за него во время этой процедуры. Но вынуждена была с такой необходимостью смириться. Как и со всем остальным, с чем пришлось считаться в последнее время.

Когда содержимое дедовой бутылочки переместилось в Васин желудок, больной еще раз открыл глаза и прошептал:

— Будто живой воды выпил…

И уснул со счастливой улыбкой на устах.

— Если больной улыбается, то это первый признак выздоровления. Считаю, что все самое страшное позади.

Доктор удовлетворенно посмотрел на присутствующих. А потом и засмеялся:

— Впервые в жизни буду рад своему поражению! А, давайте, Степанович, еще по несколько грамм вашей паленки выпьем! За здоровье нашего пациента.

— Выпьем и паленки! Обязательно выпьем! Ведь есть за что. Вот только, сначала нашу Галинку спать уложим.

— Нет, нет! Я не буду! — теряя последние силы, все еще пыталась сопротивляться Галя.

— Нет, внучка! Вчера я тебя сам поддержал, — помахал на нее пальцем дед Иосиф. — Потому что для него важно было именно тебя первой увидеть после нескольких дней кромешной тьмы. Ведь ты для него — как луч света в царстве этой самой тьмы. Вполне возможно, что именно благодаря тебе он из того мрака вечной ночи и вышел. Но теперь он уже наш. Теперь мы его никому не отдадим. До завтрашнего дня он спать будет. Спать, и лечиться одновременно.

А завтра, когда он проснется, ты ему снова нужна будешь. Ему просто необходимо будет, чтобы ты, как ясное солнышко, для него засияла. Потому тебе и надо хорошо отдохнуть. Чтобы не выглядела перед мужем, как луна во время затмения. На вот! Выпьешь половину после сытного завтрака. А потом уснешь до самого вечера. После ужина другую половину выпьешь, и будешь спокойно спать до самого утра. А завтра, с самого утра, ты снова будешь свежей и бодрой, будто и не ты сама несколько суток без сна обходилась.