Книга Царство черной обезьяны - Анна Ольховская

– Ну, чего встал? – Дуло пистолета качнулось в сторону выхода. – Марш наверх, там тебя уже заждались. И без фокусов, я не Абель.

– А че опять Абель! Кто же знал, что этот мозгляк так драться умеет! Да я бы…

Вконец разобидевшийся слонопотам, продолжая бухтеть, снова шел первым, показывая дорогу. Но держаться старался в паре метров от Франсуа. Мало ли что!

Сегодня пленника, похоже, вели не в ту комнату, где он вчера имел сомнительное удовольствие лицезреть бокора. Они шагали в совершенно противоположном направлении, и Франсуа начал догадываться в каком. А догадываться не хотелось, очень не хотелось. Хотелось ошибиться.

Не в этот раз. Его действительно привели в перистиль. В обустроенный в этом доме храм вуду, который до нервного ступора напоминал тот, на вилле в Сан-Тропе, где пролилось столько крови.

Такой же столб посреди просторного помещения, те же полки на стенах с предметами для колдовства. Точно такой же алтарь, как и там.

Только тогда, в день так и не состоявшейся смерти бокора, на алтаре лежал Алексей, отец Ники. А сейчас…

Сейчас на алтарь собрались положить его, Франсуа. С чем он был категорически не согласен, что и продемонстрировал в меру своих скромных возможностей.

Вы пробовали схватить рукой шарик ртути? Мало того, что невозможно, так еще и опасно! Даже участие в увлекательной кутерьме еще четверых слуг бокора ощутимых результатов не принесло.

Колдун, сидевший в инвалидном кресле, наблюдал за суетой с возрастающим раздражением. Оно, раздражение, распухало все больше и больше, пока не превысило предельно допустимые размеры и не взорвалось приступом злости.

– Довольно! – рявкнул Дюбуа. – Ослы! С мальчишкой справиться не могут!

– Но, хозяин, он все время уворачивается, да еще и пляшет! – пропыхтел один из подручных колдуна, отдуваясь. – Клоун какой-то!

– А ты, я вижу, полон сюрпризов, щенок, – холодно усмехнулся бокор. – Впрочем, я тоже. Отойдите от него все!

Дважды повторять не пришлось, слуг словно ветром сдуло. Хотя для того, чтобы сдуть пушинки весом под сто килограммов каждая, понадобился бы не простой ветерок, а торнадо высшей степени опасности.

Франсуа растерянно оглянулся по сторонам. Чего они так испугались, ведь Дюбуа сейчас абсолютно обессилен, он сам признался. Вся черная мощь осталась в основной, так сказать, части этой гидры, а в инвалидном кресле сидит жалкий обмылок. Даже первичных навыков, полученных от отца, парню хватило, чтобы противостоять вчера ментальному натиску бокора.

Так почему эти двухметровые детины жмутся сейчас за спиной своего хозяина?

Который медленно поднялся с кресла и, не оглядываясь, протянул руку назад. Неопрятная куча тряпья в углу зашевелилась и неожиданно оказалась человекообразным существом, пол которого сразу не определялся. Что-то очень старое, очень сморщенное и абсолютно лысое. А вот глаза… Глаза помощника (или помощницы) колдуна казались, нет, не казались – были двумя черными провалами в бездну.

– Иргали, – произнес колдун, – ты все подготовила?

Все-таки помощница.

– Да, господин, – прошелестела старуха, – возьмите.

И в черную лапищу бокора легла доверчиво смотревшая на людей белоснежная голубка. Пышный кружевной хвост, гладкие перышки, изящно выточенная головка – птичка привыкла к тому, что ее все любят и ею восхищаются. Поэтому спокойно сидела в руке Дюбуа, не предпринимая попыток улететь.

А зря. Потому что через несколько минут мерного речитатива, произносимого бокором, белоснежные перья окрасились алым, а изящная головка отлетела в сторону.

И Франсуа вдруг почувствовал, что двигаться он больше не может. Вообще. Он даже дышал с трудом.

– Иргали, закончи, – устало произнес колдун, усаживаясь обратно в кресло. – Заткни щенку рот, чтобы он не мешал мне беседовать с Пьером.

Лысая безобразная особь гадко хихикнула, подхватила истекающее кровью тельце птички и приблизилась к Франсуа.

Он знал, что будет дальше, видел не раз. Но ничего изменить уже не мог.

Глава 25

А вот кому полено! Чудесное полено черного дерева! Редчайший экземпляр – само ходит, ест и себя обслуживает. Правда, больше пока ни на что не способно, но ведь это пока! В руках настоящего мастера полено может превратиться в нового Пиноккио. Правда, деревяшке хотелось бы, чтобы его называли Франсуа, но это так, всего лишь каприз. Называйте как хотите, главное, помогите снова стать человеком!

Сколько он уже существует полурастением? Месяц? Два?

Франсуа не знал. Он потерял счет времени, особенно в первые дни, полные боли, ужаса и безысходности. Когда он был настоящим, полноценным растением, не способным даже пошевелиться. А то, что на алтарь его положили полностью обнаженным, добавляло ситуации еще и бездну унижения. И тотальной беспомощности.

Франсуа навсегда запомнил момент, когда в глазах его отца погас свет. Шок от появления живого и почти невредимого бокора, сменившийся яростью и гневом, затем – ужас, когда Пьер увидел распластанное на алтаре тело сына, над которым застыло безобразное лысое существо, державшее остро заточенный нож точно над сердцем жертвы.

– Выбирай, Пьер, – бокор с наслаждением наблюдал за страданиями своего врага, он просто купался в них, – жизнь твоего сына или жизнь той девчонки. Либо ты помогаешь мне вернуть силу, уничтожив маленькую дрянь, и тогда я отпускаю твоего мальчишку и обещаю уехать из Франции – места на земле предостаточно. Либо ты гордо отказываешься, и тогда я предоставлю тебе возможность насладиться мучениями твоего щенка. Иргали – черная мамбо, она, конечно, не имеет и десятой доли моего могущества, но зато обожает мучить таких молоденьких и красивых мальчиков, как твой сын. В свое время подобный ему очень обидел юную Иргали. И поверь, момента, когда черная мамбо вырежет его еще живое бьющееся сердце, мальчишка будет ждать с нетерпением. Правда, бедняга даже кричать не может, так что наблюдать за его мучениями в полной тишине будет еще забавнее. Верно, Иргали?

Сморщенная особь радостно ощерилась, явив миру полусгнившие зубы, и провела острием ножа от левого соска жертвы вниз, оставляя на коже кровоточащую полоску.

Это не было так уж больно, скорее страшно. Страшно смотреть, как меняется лицо отца. Шок, гнев, отчаяние, ярость – все это смешалось в горючую смесь, ослепительно вспыхнуло мучительной болью, несколько мгновений горело и наконец погасло. Оставив в глазах пепел. Серый пепел равнодушия.

– Я согласен, – даже голос Пьера изменился, в нем теперь шелестели сброшенные змеиные шкуры. – Отпусти его, я останусь вместо сына и сделаю все, что смогу.

– Э-э-э, нет, – укоризненно покачал головой колдун, – ты что, меня идиотом считаешь? Да твой щенок моментально побежит за помощью к остальным унганам.

– Не побежит. Ведь у тебя в руках буду я, и Франсуа вряд ли станет рисковать моей жизнью.