Книга Я все отдам за тебя - Дениз Робинс

— Хватит. Никаких вздохов-охов, пожалуйста. И чтобы без напрягов. Мы оба не в себе были, — с ноткой сарказма закончил он.

— Это все я виновата.

Гил покачал головой:

— Ты просто запуталась. Ты очень необычная женщина, Крис. Другая бы на твоем месте давно кинулась на меня с кулаками и обвинила в том, что я воспользовался положением.

— Но ты ведь не воспользовался.

— Чуть не воспользовался, — поправил он меня. — Ты такая желанная, Крис.

— Ты тоже, Гил.

— Значит, пора бы нам утолить свои желания и поесть, наконец. Выпить тоже не повредит. — Гил постарался перевести все в шутку, и я поддержала его.

— Ох и напьюсь я сегодня!

— Отлично. Тебе уже лучше?

— Намного.

— И больше никаких разговоров о самоубийстве, обещаешь?

— Обещаю.

— Тогда за выпивкой и обсудим наш новый план действий. Клянусь, мы вырвем у них согласие привезти второго ребенка!

Все мои мысли снова обратились к Бингу, и мне стало стыдно, что я позволила себе пусть даже на миг забыть о нем.

Пора прийти в себя.

Гил подошел поближе, положил руки мне на плечи и с нежностью заглянул в глаза.

— Я никогда не забуду этого… и тебя, милая моя. Ты даже не представляешь, сколько сил мне пришлось приложить, чтобы сделать шаг назад. Господь тебя храни… — Он наклонился и поцеловал меня в макушку. — Я успел сказать тебе, что люблю тебя? Если да, то знай — так оно и есть.

— Ты слишком добр ко мне, — сказала я. — Я тоже призналась, что люблю тебя, по-своему. Но мне хочется быть честной с тобой, потому что ты такой славный. На самом деле я никого, кроме Стива, не люблю.

— Я понимаю, — улыбнулся Гил. — Увидимся внизу.

Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь, а я пошла в ванную и пустила холодную воду.

Глава 14

С того самого момента мы с Гилом стали очень близки. Он попросил, чтобы между нами не было никаких напрягов, и их не возникало. Ни один из нас ни словом больше не упомянул тот невообразимый циклон страсти, в который мы оба попали, и, как ни странно, никаких угрызений совести я больше не испытывала. Напротив, этот порыв показал, насколько дорог мне Стив. А тем временем мы с Гилом, как пара старинных друзей, заседали за обедом и разрабатывали новый план действий.

— Надо ехать за Анной, еще раз поговорить и с ней, и с этим Расселом Хопкинсом.

— Поверить не могу, что этот парень не понимает, что отказывать Бингу в пересадке кожи — преступление! — сказал Гил.

— Ты знаешь, в каком отеле они остановились? — спросила я.

— Знаю. К счастью, я записал название, когда она звонила мне после объявления по радио. Отель «Хасслер».

— Вряд ли они там долго задержатся. Анна наверняка заставит мужа вернуться обратно в Америку. Она меня боится.

— У меня есть план. — Гил прикурил и выпустил струю дыма. — Я позвоню в отель и попрошу к телефону мистера Хопкинса. Скажу, что у нас общие друзья-американцы. Ты же знаешь, акцент мне легко дается.

Я кивнула:

— И что дальше?

— Придумаю что-нибудь, например, скажу, что его бостонские приятели попросили заехать к нему, когда буду в Риме. Он либо согласится повидаться со мной, либо скажет, что улетает. Так мы хоть в курсе будем.

Я моргнула.

Гил просто фонтанировал идеями, и я оставила все на его усмотрение.

Он пошел в гостиницу и вернулся только минут через десять, в зубах — сигара, одна бровь приподнята.

— Сработало, дорогая. Мистер X. легко запал на мою историю о бостонском друге, а когда он начал расспрашивать, что это за друзья такие, я притворился, что плохо его слышу, помехи на линии. Но насколько я понял, они улетают обратно в Штаты завтра утром. Я как бы между прочим поинтересовался, не собираются ли они обратно, и он сказал — да, жена себя плохо чувствует.

У меня сердце упало, но к этому ощущению я уже начала привыкать. Бесконечные разочарования давали о себе знать.

— Я так и знала, Гил. Что теперь?

— Наймем машину получше и отправимся в ночь до Рима. От Генуи до столицы всего часов пять-шесть ехать.

Я снова кивнула. Сила и уверенность, исходящие от Гила, окутали меня, словно непробиваемые доспехи, и я вновь обрела надежду.

— Ладно, Гил, как скажешь.

— Бенно говорит, что до полуночи ни одного рейса до Рима нет, кроме того, в это время года мы можем запросто не попасть на самолет. Так что рисковать не стоит. Машина гораздо надежнее. Мы будем в Риме до двенадцати ночи.

— Ты — просто чудо какое-то, Гил!

— Беги позвони в больницу, узнай, как там мальчик. Новости из дома должны приободрить тебя.

— Надеюсь, — вздохнула я.

— И уложи свои вещи, милая, — добавил он, — вдруг придется остаться в Риме на ночь. В любом случае Бенно мы скажем, что до завтра или послезавтра ждать нас не стоит.

Гил знал, что делал, он умел быстро и решительно расправиться со всеми делами. К тому же за обедом он сказал мне, что несколько дней съемок все равно не будет, так что это время он легко может посвятить мне.

Я пошла звонить в Англию и через невероятно короткое время уже разговаривала со своим мужем.

— О, привет, — послышалось в трубке. Голос Стива звучал вполне обыденно. — Да… я могу говорить. Бингу снотворное дали, я ему не помешаю. Телефон у нас в палате.

— О, Стив, как он там?

— Без изменений.

— Улучшений нет?

— Врачи говорят, улучшений еще рано ждать, слишком мало времени после пересадки прошло. Сначала ему вроде бы полегчало, но потом процесс остановился. Но волноваться пока не о чем.

— Но это ведь ненадолго… то есть это улучшение… если только… — Я замолчала. У меня ком в горле застрял. Внезапно я почувствовала, что не могу говорить с мужем вот так, не глядя ему в глаза. Мысль о том, как далеки мы и физически, и духовно, была просто невыносима. В его голосе не слышалось ни капли тепла, он даже из вежливости моим здоровьем не поинтересовался.

— Насколько я понял, у тебя особых новостей нет?

Я рассказала ему про Анну. Стив закашлялся и прочистил горло:

— Какое разочарование! Но я никогда не был особо высокого мнения о твоей драгоценной Анне.

— Знаю, она просто невообразима, но я уверена, что это ее муж, Рассел Хопкинс, заставил Анну переменить свое мнение. Он без ума от Руди, не желает рисковать здоровьем мальчика.

— Господи! — неожиданно взорвался Стив. Это было так на него не похоже. — Значит, пусть наш сын умирает!