Книга Доверие - Гвинет Рамон

Мартин взял Санди за руку.

— Ты нервничаешь?

— Нет, но, если бы мне пришлось идти сегодня одной, я бы избегала безлюдных улиц.

Он сжал ее пальцы, и она почувствовала, как ей передается уверенность в себе сильного человека, готового защитить женщину от любой опасности.

— Полли читает много газет и смотрит новости по телевидению. На ее месте у каждого сложилось бы впечатление, что мир полон кошмаров. Но ведь миллионы людей ходят ночью по улицам и с ними не происходит ничего страшного. О, посмотри, какие чудные вещи. — Они двинулись дальше, и внимание Санди привлекла одна из освещенных витрин с изделиями из кожи и шерсти.

Они остановились, чтобы полюбоваться дорогими сумками, перчатками и баулами, дорожными пледами, шапочками и шарфами.

Увидев отражение Мартина в зеркальной витрине, Санди заметила, что он смотрит не на выставленные товары, а на нее. За какую-то долю секунды, пока он не успел отвести взгляд, она уловила в нем нежность, яснее всяких слов говорившую о его чувствах к ней.

Когда пошли дальше, Мартин молчал. Но теперь она была уверена, что ему нужен какой-то срок, чтобы, как он выразился, дать их дружбе окрепнуть. Хотя прежде она ожидала от него именно такого отношения к себе, теперь ей все больше хотелось, чтобы страсть и желание пересилили здравомыслие и сдержанность.

Они прошлись по Альберт-стрит, мимо знаменитого клуба для джентльменов, чьи имена были тесно связаны с политикой. Недалеко от Дейл Энд Санди спросила:

— Когда ты возвращаешься в Сан-Плачидо?

— Завтра утром. Крис и Айрис прилетали сюда на открытие выставки живописи своей невестки. Они с такой же легкостью летают по Европе на личном самолете, как мы с тобой ездим на автобусе. Завтра я убываю отсюда вместе с ними. Почему бы тебе не присоединиться?

— Мне нужно еще кое-что здесь выяснить. Я прилечу, как только освобожусь.

Когда они подошли к дому ее родителей, Санди предложила:

— Зайди на чашку кофе. У нас все давно спят.

— Спасибо, не сегодня, — с вежливой улыбкой отказался Мартин. — Мне нужно поговорить с Беном. Мы редко бываем здесь одновременно, а сегодня мы как раз имеем возможность пообщаться. Он пошел на собрание своего клуба, но сейчас уже дома.

— Жаль. Благодарю за прекрасный вечер.

Он обнял Санди.

— Ты прекрасно сегодня выглядела. В ресторане мне все завидовали, уж поверь. Ты вся светилась. Пусть всегда будет так…

Они расцеловались.

— Когда же ты вернулась? — поинтересовалась Полли, когда Санди утром появилась в гостиной. Родители завтракали в спальне.

— Около двенадцати, — убавила она один час. — Я долго не могла уснуть.

Лежа в постели, она слушала, как каминные часы отбивали время. В ней кипели страсти после прощального поцелуя с Мартином, и сон одолел ее лишь около трех утра.

— Оно и видно, — пробурчала Полли. — Тебе надо как-то скрыть темные круги под глазами, если собираешься опять с ним сегодня встречаться. Ты всегда неважно выглядишь, если недосыпаешь.

— Я его не увижу. Он улетает на Менорку.

— Хорошо провели время?

— Просто чудесно. Я долго буду помнить этот вечер. Мне бы очень хотелось, чтобы вы познакомились. Он тебе понравится.

— Надеюсь, дорогая. Пусть хоть тебе повезет. В этой семье и так хватает разбитых сердец.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что было и прошло, и быльем поросло, — с досадой ответила Полли. — Не думай об этом.

Завтракая, Санди пыталась выведать у нее, что же это за разбитые сердца, но безуспешно.

— Я сказала так по глупости, забудь о нашем разговоре, — махнула рукой Полли.

В пятницу Лангмюры устраивали у себя ужин, на который позвали и Беатрис. Санди, как всегда, оказалась не к месту.

— Ведь ты не обидишься, дорогая? — оправдывалась Эмилия. — Тебе будет скучно. Станут говорить о политике и финансах… ты в этом не разбираешься. Почему бы тебе не пойти в театр? Пригласи Лиззи, если она свободна. Я оплачу билеты и ваш ужин. Посидите где-нибудь после представления…

— Спасибо, мама, но Лиззи сейчас за границей, и мне нечего смотреть в театре. Я с удовольствием поужинаю с Полли.

— Хорошо, как хочешь, дорогая. Только сделай милость, не называй меня «мама». Я же тебя просила. Ты уже взрослая и вполне можешь называть меня просто Эмилия.

Санди уже готова была смириться, но, неожиданно для себя, заспорила:

— Я не воспринимаю тебя как Эмилию. Отец совсем не возражает против того, чтобы его называли папа. А что ты имеешь против?

На секунду миссис Лангмюр растерялась.

— Мне кажется это слишком вульгарным.

— Бога ради, не говори так! — воскликнула Санди. — Как можешь ты, известная политическая деятельница, не устающая повторять, что «все женщины — сестры», считать обращение «мама» неприличным! Это слово употребляют девяносто девять из ста твоих избирателей, а для тебя оно вульгарно! Ты для меня мать, но никак не Эмилия. В таком обращении есть какая-то отчужденность и манерность.

Она так бурно отстаивала свою точку зрения, что изумленная миссис Лангмюр сдалась:

— Ну, хорошо, хорошо, — смутилась она, — давай остановимся на «матери». Вот уж никогда не думала, что ты придаешь этому такое значение. Сказывается влияние Джейн. Она всегда требовала от своих студентов, особенно девиц, чтобы они умели постоять за себя. Я это только приветствую. До сих пор я считала, что ты пошла в бабушку Лангмюр, которая ловила каждый жест своего мужа и тряслась перед ним. А теперь женщина должна чувствовать себя независимой…

Вернувшаяся из командировки Беатрис появилась в доме родителей за час до прихода гостей. Санди не мешала сестре принимать ванну и приводить себя в порядок. Но за полчаса до начала ужина она заглянула в комнату для гостей, где сестра прихорашивалась.

— Беатрис, мне нужно с тобой поговорить.

— Полли уже сказала мне, что ты здесь. Ты окончательно вернулась с Менорки? Я думала, что ты пробудешь там долго.

— Я и собираюсь это сделать. Мне надо было приехать сюда по делам. Послушай, я понимаю, что сейчас не время беседовать, но мне необходимо знать, что ты имела в виду насчет Мартина Клайва. Для меня это крайне важно.

Сестра перестала красить глаза и удивленно вскинула брови.

— Уж не влюбилась ли ты в него? Очень мило.

— Это мое дело, — спокойно возразила Санди. — Как только я немного узнала его, я поняла, что он не такой, каким его некоторые считают.

— О Господи, это ужасно, — фыркнула Беатрис, прикрыла глаза и приложила ладони к вискам, как будто от внезапного приступа головной боли.

Она была действительно усталой после недели нелегкой работы и утомительной дороги в поезде и казалась ни на что не способной, кроме хорошей выпивки. По крайней мере, так считала Санди.