Книга Любовь одна - Инга Берристер

Открыв глаза, Дороти увидела, что Дункан смотрит на нее. Теперь уже не было смысла скрывать от него свои чувства. Это было как вспышка молнии в грозовых тучах. Дороти даже стало немножко страшно, как, наверное, было страшно нашим пещерным предкам, когда они в трепетном благоговении глядели на грозовое небо и ждали, что боги позволят им хоть одним глазком заглянуть в бессмертие.

А потом, когда Дороти подумала, что уже все закончилось, ее тело вновь содрогнулось в сладостном пароксизме удовлетворенной страсти. Она чувствовала, что какая-то часть Дункана остается в ней, что его соки смешиваются с ее соками… Она вся дрожала от наслаждения.

— Данк…

— Тише, маленькая, — почти промурлыкал он и медленно поцеловал ее в губы. — Не сейчас. Сейчас я хочу лишь одного — отнести тебя в постель, обнять тебя и… и чтобы это длилось вечно.

* * *

Когда Дороти проснулась, был уже вечер.

— Есть хочешь? — спросил ее Дункан. Он почувствовал, что Дороти не спит, хотя она даже не пошевелилась. — А то я очень хочу. Только не есть, а чего-то другого, — многозначительно протянул он. — Хочу тебя. И утолить этот голод, любовь моя, будет очень, непросто. На тебя у меня аппетит волчий.

Дороти не верила своим ушам. Даже в самых смелых своих мечтах ома не смогла бы представить себе, что Дункан когда-нибудь скажет ей подобные слова. И потому лежала сейчас, боясь вздохнуть, чтобы не спугнуть это волшебное наваждение. А потом Дункан ласково повернул ее к себе, обнял и поцеловал.

— Знаешь, — сказал он, — я до сих пор не могу поверить, что все это происходит на самом деле. После стольких лет… И я первый твой мужчина. — Дороти смутилась. Дункан это почувствовал и тихонько добавил: — Ты думала, что я не пойму? Или что мне нет до этого дела? —

Он провел пальцем по ее дрожащим губам. — На этот раз все будет по-другому. Медленно и нежно. Это будет небывалое наслаждение, и оно будет длиться вечно.

И все было так, как обещал Дункан. Нежная, медленная прелюдия — осторожные ласки, прикосновения его губ, которые поначалу умиротворяли Дороти, а затем возбуждали все больше и больше. Потом… потом она ощутила его язык в своем лоне и закричала от наслаждения, которое накрыло ее штормовой волной… А спустя некоторое время она, уложив его на спину, сама уже ласкала его самой интимной и сокровенной лаской. Ей хотеть вернуть ему все, что он ей подарил…

Дункан смотрел на спящую Дороти и думал: догадывается ли она о том, как много открыла ему в этом восхитительном любовном действе? И что станет делать, когда догадается? А может, она решила, что раз не шептала ему слова любви, то он ни о чем и не узнает…

Он чувствовал себя виноватым. Наверное, он должен был первым сказать о любви. Но так хотелось сначала услышать все это от нее. После долгих лет томительного ожидания, немого желания…

* * *

Проснувшись утром, Дороти увидела спящего рядом с ней Дункана и мгновенно вернулась к реальности. Как она могла?! Эта мысль заставила ее вздрогнуть и побыстрее встать с кровати… с кровати Дункана.

И что теперь?! Дороти уже поняла, что не сможет забыть то наслаждение, которое узнало здесь ее тело. Наслаждение, которое подарил ей Дункан, но подарил без любви. Его она понимала: он был мужчиной, совершенно другим существом, в чем-то совершенно непознаваемым. Но сама-то она!..

Не рискнув даже принять душ, Дороти быстро оделась. Запах тела Дункана все еще чувствовался на ее коже. Поняв, что безотчетно принюхивается к этому запаху, она виновато одернула себя, — как будто делала что-то недостойное.

На улице было прохладно, солнце спряталось за тяжелыми тучами. Дороти бесцельно побрела по саду и — это как-то само собой получилось — вышла к летнему домику — к тому самому, где она невольно подслушала роковой для нее разговор Дункана с дедом. Присела на каменную скамейку и уткнулась лицом в ладони. Теперь ей точно придется уехать из города. Она знала, что теперь никогда не сможет взглянуть в лицо Дункану. Да и он тоже наверняка не захочет, чтобы что-то Напоминало ему о прошедшей ночи.

Несмотря на подавленное состояние, Дороти не могла не отметить, что не чувствует симптомов болезни. Ну кто бы мог подумать, что лучшее средство от гриппа — ночь страстной любви?..

— Я так и знал, что найду тебя здесь. — Голос Дункана раздался так внезапно, что Дороти вздрогнула от испуга. — Ты и раньше любила сюда приходить. — Он умолк на мгновение. Дороти сидела вся в напряжении, не решаясь поднять глаза. — Нам надо поговорить, ведь так?

Это ранило больнее всего: его желание поговорить, а не забыть обо всем, что случилось.

Причем случилось по вине Дороти. Она сама спровоцировала Дункана своим безоглядным желанием… своей безответственностью…

— Наверное, начать должен я, — предложил он. — Так будет лучше.

Дороти невесело усмехнулась. Как говорится, это было бы смешно, если бы не было слишком грустно. А ей сейчас было невообразимо грустно.

Не дождавшись ее ответа, Дункан продолжил:

— Знаешь, именно здесь, на этом самом месте, я понял две самые важные вещи в моей жизни. Во-первых, что я люблю тебя, а во-вторых, что ничего не могу себе позволить, не могу дать волю чувствам, не могу взвалить на тебя этот груз. Ведь ты тогда была почти ребенком, а я по всем статьям — уже взрослым. И мне надо было как-то… я не знаю… нейтрализоваться. Уйти с твоей дороги. Чтобы не мешать тебе. Чтобы ты повзрослела без моих притязаний, моих желаний и без моей любви, которая могла быть тебе в тягость. Видишь ли, Дороти, я знал, что тоже тебе небезразличен. И боялся, что настанет момент, когда мы оба не сможем сдержать себя… а потом ты будешь об этом жалеть. В общем, я решил, что наша дружба должна закончиться. Конечно, это решение далось мне с трудом и болью.

Дункан умолк на мгновение, чтобы перевести дух.

— Потом, когда ты сама начала от меня отдаляться, я убеждал себя, что рад этому… Что это правильно, что ты должна расти среди своих ровесников и тебе незачем общаться со мной, таким старым. А сам сходил с ума, мне было горько и больно, что мы не можем быть вместе. Я ужасно тебя ревновал, я желал тебя так, что готов был на все, лишь бы ты стала моей. В конце концов это стало невыносимым. Мне казалось, что ты все знаешь, и поэтому так холодна со мной. Вот и решил уехать, чтобы дать тебе время спокойно повзрослеть и чтобы самому научиться справляться со двоими чувствами к тебе. Я рассуждал так: потом, попозже, когда ты станешь взрослой, мы с тобой встретимся снова, если нам суждено встретиться… Но тогда мы встретимся на равных, как два взрослых человека. Но когда бы я ни приезжал сюда, тебя каждый раз не было в городе. Ты как будто меня избегала. И постепенно моя любовь как бы окаменела.

Снова пауза. Он молчал. Дороти почти не дышала в ожидании.

— Я понял, что не нужен тебе и уже никогда не буду нужен. От деда я узнавал, что у тебя все хорошо, есть свое дело, интересная работа и куча поклонников и друзей. Ему было известно о моих чувствах к тебе, и, наверное, он меня жалел. А потом он умер… и я вернулся. И вся та ревность, вся та досада, которые терзали меня эти годы и вроде бы притупились со временем, снова вспыхнули, как порох. Сначала я увидел крем для бритья, потом — тебя с Форбсом. Твоим любовником… как я тогда подумал.