Книга Дама из Амстердама - Анна Данилова

Он вызвал Гусева на беседу и, искренне жалея этого человека, мысленно готовился к встрече. Митрофанов позвонил ему и рассказал, какой страшной была реакция Гусева на известие о смерти сестры…

…Веру Мекша, сорокасемилетнюю женщину с довольно-таки привлекательной внешностью, обнаружили строители дома, расположенного неподалеку от того места, где проживал сам Гусев, по его словам, в этом новом доме его сестра собиралась купить однокомнатную квартиру, но не успела… Она, как и предыдущие жертвы, была застрелена в подъезде дома, на лестнице. Лифт в новом доме еще не подключили, и Вера Мекша поднималась пешком. При ней, как и в случаях с кассиршами, не было обнаружено никаких вещей, в частности, сумки…

Гусев опоздал на четверть часа. Вошел, извинился, сел и, не поднимая головы, начал отвечать на вопросы Мыльникова.

– Когда вы в последний раз видели свою сестру, Петр Васильевич?

– Сегодня утром, когда она провожала меня на работу.

– Вы с сестрой жили в одной квартире?

– Да, всегда.

– Она была замужем?

– Давно, она не любила об этом вспоминать.

– Ее фамилия Мекша – по мужу?

– Да.

– Как давно она разошлась?

– Верочке сейчас сорок семь, значит, разошлась она двадцать лет тому назад. Она вышла замуж и практически в тот же месяц ушла от мужа ко мне.

– Вы дружно жили со своей сестрой?

– Да, очень. Моя невеста даже ревновала меня к ней. Мы собирались пожениться, и Наташе, так зовут мою невесту, не хотелось, чтобы Вера жила с нами… Наташа понимала, что в бытовом вопросе она все равно никогда не заменит мне сестру. Понимаете, двадцать лет вместе, Вера была для меня как нянька, как друг, как мать… Мы обожали друг друга…

– А ей никогда не хотелось жить своим домом, иметь свою семью, мужа?

– Она была нормальной женщиной, и, наверное, ей всего этого хотелось. Но ей всегда попадались какие-то уроды… Простите… Я не видел ее мужчин, но, судя по ее рассказам, это были то пьяницы, то бездельники, ни одного стоящего мужика. Вот только в последнее время она стала встречаться с каким-то стариком.

– Вы видели его?

– Зачем? Я знаю только, что он был непьющий, жил где-то в Подмосковье, и Вера время от времени ездила к нему то с пирогами, то с маринованной селедкой…

Он замолчал. Мыльников понял, насколько глубока рана Гусева, – он действительно был очень привязан к своей сестре. По сути, холостяк, он был обязан своим хорошо налаженным бытом и спокойной обстановкой в доме только сестре. Она была частью его комфортной жизни.

– Вы не помните, какая у нее была сумка?

– Егор Сергеевич, мне отлично известно, что в доме убийцы была обнаружена сумка моей сестры с теми деньгами, которые я дал ей вчера вечером… Вера говорила мне, что ей надо расплатиться окончательно за квартиру и купить кое-что, кажется, сантехнику… Я дал ей больше пятидесяти тысяч наличными…

– Они были в пачках?

– Нет, в рулончиках. Она была мне так благодарна, что даже прослезилась, сказала, что если бы не я… Словом, мы были благодарны друг друга. Я не мог обходиться без нее, а она – без меня.

– Петр Васильевич, мне неловко задавать этот вопрос… И все-таки… Вера Мекша была вашей настоящей, родной сестрой? Между вами были исключительно родственные отношения?

– Я ждал этого вопроса. Вера была моей родной и единственной сестрой. И у нас с ней были потрясающие, близкие, но только родственные отношения.

– А вот ваша невеста, Наташа, почему она ревновала вас к сестре?

– Нет, ничего такого ей не приходило в голову, просто ей хотелось, чтобы мы в квартире жили вдвоем, вот и все, понимаете…

– Да все понятно… Наташа, вероятно, не очень-то хорошая хозяйка, многого не умеет…

Мыльников и предположить не мог, что происходило в этот момент на душе у Гусева. Говоря о Наташе, он вдруг почувствовал в себе такую нарастающую, мощную волну неприязни и даже отвращения к этой женщине, что его чуть не стошнило… Он вдруг отчетливо понял, что больше никогда не увидится с этой женщиной, встреча с ней опошлила бы его вселенскую скорбь по сестре. Наташа хотела, чтобы Вера ушла, и Вера ушла. Но не в дом на соседней улице, а ушла насовсем, навсегда… Нет, Наташа не получит такого щедрого подарка. Пусть она тоже уйдет. Уйдет из его жизни. Он так решил, и решения своего он менять не будет, даже если она приедет к нему и будет валяться в ногах. Он охладел к этой женщине. Больше того, почему-то именно ее неприязненное отношение к сестре он посчитал основной причиной смерти Веры… Хотя он понимал, что Веру, как и остальных женщин, убил Дражников, нигде не работавший плейбой, негодяй, ограбивший его по всем пунктам… Жаль, что его уже убили, сам Гусев не отказался бы от того, чтобы собственноручно всадить в него пулю… И это при том, что он никогда и никого не убивал и даже не помышлял об этом…

Он отвечал на вопросы Мыльникова, говорил о том, что Веры нет, но это были слова, в душе он все еще продолжал считать Веру живой и представлял даже, как, вернувшись после беседы со следователем домой, он увидит там Веру, такую милую и родную, которая расспросит его обо всем, успокоит, накормит его любимыми блинчиками с мясом и скажет, что все устроится, что ему не стоит переживать по поводу ее смерти, что жизнь продолжается… Он очень боялся сойти с ума.

– Вот видите, Петр Васильевич, нашли мы убийцу ваших кассирш, но это почему-то никого не обрадовало… Кто-то уже наказал Дражникова, и теперь мы будем искать его убийцу, понимая, что он действовал так, как и должен был действовать человек, решивший отомстить за свою жену, сестру, невесту…

– За сестру, – предположил Гусев. – Поверьте мне, сестра – это не жена и не невеста…

– А как же жена?

– Я был когда-то давно, в другой своей жизни, женат, ну и что с того? Она была совершенно чужим мне человеком.

«А вот я люблю свою жену», – хотел сказать Егор, но промолчал. Он знал, что после ухода Гусева первое, что он сделает, это позвонит, жене.

– Петр Васильевич, вы никого не подозреваете?

27

Лука привез ее в клинику, чтобы познакомить с доктором, который мог бы сделать ей операцию по исправлению носа. Лара сидела на бархатном красном диванчике в теплом кабинете и чувствовала себя овцой перед закланием. Лука держал ее за руку. Она не помнила, как соглашалась на операцию, но чувствовала, что Лука воспользовался всей этой шумихой вокруг двойного убийства, чтобы уломать ее и добиться согласия на операцию и таким образом изолировать ее, спрятать на время в клинике… А сам говорил, что ему нравится ее нос…

– Знаешь, а ведь они проглотили твою наживку, – шептал он ей на ухо, заглушая биение ее перепуганного сердца и желая хоть как-то отвлечь ее от невеселых дум.