Книга Между двух мужей - Марина Серова

– Успокойся, Капа! – сказала тетушка, слегка морщась. – Ну хорошо, сейчас мы к тебе приедем…

– Что такое?!

– Ох, Женечка, надо ехать обратно к Капе. Там такое… Говорит – покушались на нее, что ли, не поняла я подробностей…

* * *

Капитолина смотрелась уже полной маразматичкой. Она все так же сидела на своем диване, чулки ее совсем опустились на щиколотки, кофта пестрела пятнами и потеками слез, лекарственных настоек, следами еды. В комнате стоял удушающий запах газа – окна и двери чья-то заботливая рука уже распахнула, но Капа все равно натужно кашляла, хватаясь за горло птичьими ручками, и трясла своей, потерявшей всякий человеческий вид, всклокоченной головой.

– Ну, – спросила я грозно, – что тут произошло?

У Капиной постели толпились какие-то женщины с кавказскими чертами лица (как вскоре выяснилось, это были ее соседки по площадке), они размахивали своими длинными руками, как чайки крыльями, и беспорядочно гомонили, увеличивая тем самым свое сходство с этими птицами до почти что полной идентичности.

– Что тут произошло?

– Газ… – прошептала Капитолина. – Газ! – сказала она уже громче, навстречу вошедшему в квартиру следователю Курочкину. Валентин Игнатьевич, увидев меня, отмахнулся, как от привидения, и как-то боком, мешком, плюхнулся на приставленный к стене стул. Пути к отступлению были для него перекрыты гомонившими соседями…

– Ну и что – газ? – спросила я, еле скрывая раздражение.

– Жэнщина! – сквозь птичий гвалт прорезался один, с трудом различимый гортанный голос. – Жэнщина! Ты нэ кирчи тут, э, – дай сказать аксакалу!

На передний план выступил здоровенный и дико красивый брюнет. Он повел плечами – и внезапно галдеж за его спиной стих, «ужался» до слабых перешептываний. Брюнет повел бровью – и шепот тоже оборвался.

– Слюшай сюда, э! – сказал абрек тете Миле, и она, испуганно съежившись, скосила на него один глаз. – Я шел с работы. Сматрю – жэнщины бэгают. Что такое, э? Газом пахнэт. Оттуда, – он кивнул на входную дверь Капиной квартиры. – Разит газом, э! Я гаварю Манане: вызывай горгаз! А сам думаю: пока горгаз приэдит, старушка помрет, э! У менэ, – аксакал ударил себя в черноволосую грудь, – тоже эст старушка-мат! Я хароший сын! И я взломал двэр. От так, плэчом поддел – и паламал, э! Лэгко!

– Маладэц! – сказала ему я, а Курочкин, с укоризной взглянув в мою сторону, вежливо обратился к аксакалу:

– Вы поступили просто великолепно! И правильно во всех отношениях, спасибо вам огромное, я думаю, что и представители милиции и горгаза оценят ваш поступок… Только – вы уж простите, но таков порядок – пожалуйста, пройдите сейчас к себе, мы к вам зайдем чуть попозже, расспросим вас обо всем, а пока что…

– Все понял, камандыр! Уходым!

И он одним властным кивком увлек свой гарем за дверь.

– Дверь-то он вовсе не взломал, – заметила я секундой позже, ощупывая косяк. – Эту дверь так просто не взломаешь никаким плечом – даже его! Она, похоже, просто была открыта.

– Так, – сказал следователь Курочкин, когда в помещении остались «только свои». – И что же здесь произошло?

– Ну, вы же слышали, – ответствовала я с иронией. – Очередное покушение! Я правильно понимаю, Капа? Покушение? Или вы сами забыли завернуть кран?

– Нет, нет, – испуганно забормотала Капитолина. – Я не забывала. Я к крану не прикасалась. Я сидела тут, дома, совсем одна, я ждала Илону…

– Кого?! – прошептала тетя Мила и оглянулась на меня. Мой приятель-следователь тоже пугливо заозирался: он не любил сумасшедших.

– Илону, я ждала Илону – она давно не была у меня, я ждала… а потом уснула.

– И не закрыла дверь?

– Да, не закрыла. Я задремала. Но сквозь сон я уловила какое-то движение, кто-то заглянул в комнату, потом – тихие такие шаги на кухню, там кто-то повозился… Я подумала: вот, пришла Илоночка, готовит ужин, теперь я не одна! И я снова уснула.

– И больше ты не просыпалась?

– Нет… Вот только когда эти ворвались…

– Ага!

Дополнительные вопросы я задавать не спешила.

– Простите, но почему же вы решили, что вас хотели отравить газом? – с преувеличенной учтивостью обратился Курочкин к Капе. – Что произошел не несчастный случай, а именно покушение на вашу жизнь?

– Ах, боже мой, потому что я все вспомнила… И что погиб мой бедный Вадик – мальчик покончил с собой, а я даже не знаю, из-за чего! И что Илона…

– Так вы вспомнили, что Илона умерла?

– Да, да… И я подумала, что уж моя-то жизнь и совсем ничего не стоит…

– Ну, не скромничай, – ласково сказала ей тетя Мила.

– Правда, правда. Совсем-совсем ничего! Но я испугалась. Я так испугалась! Поэтому позвонила вам.

– Погодите-погодите, – Курочкин с натугой, но все же соображал, – что значит «мальчик покончил с собой»? Какой мальчик? Потерпевший Алтухов? Так он отравился, что ли, сам?!

– Ах, я не знаю…

И вновь наступила тишина. Ее прорезал тонкий, чуть толще комариного, писк – я не сразу поняла, что этот звук издавала Капа. Она, как это бывало уже много раз на моих глазах, повалилась на свой диван, и, отвернувшись от нас, пыталась, не вставая, вынуть из-под себя покрывало и укрыться им с головой. Издаваемый ею звук нарастал, переходя в скулеж, он длился и длился, все время на одной ноте – это было ужасно!

– Ну хватит, Капитолина, – жестко сказала я.

Звук оборвался.

– Хватит, – повторила я непреклонным тоном. – Видит бог, мне было жаль вас. Очень жаль! Но вот цирк вам не надо было устраивать. Тем более – из смерти!

– Из чьей смерти? Какой цирк? – не выдержал и вступил-таки со мной в беседу следователь Курочкин.

– Цирк – это такое представление, состоящее из нескольких номеров, главным образом трюков, лежащих за пределами обычной логики, Валентин Игнатьевич. То есть как раз то, что пытается нам продемонстрировать Капитолина.

– Женя… Да ты что! – пробормотала тетя Мила, потрясенная моей жестокостью.

– Да, и каждый раз – с выдумкой, с новой находкой, изюминкой… причем во всех трех происшествиях! И вот в этом самом эпизоде с газом – ведь вы сами инсценировали это покушение на себя, – и в случае смерти Вадима, и его матери Раисы, и Илоны… Это ведь вы всех их убили, Капа!

Накрытое покрывалом тело дрогнуло – и замерло. Поворачиваться к нам Капа почему-то не спешила.

– Да, – повторила я, – это вы… Когда я уверилась в этом окончательно, мне стало так… не по себе! Вы ведь подруга моей тети, Капитолина, вы с ней давние подруги, и я тоже любила вас… Но сегодня арестовали одну девочку, а она ни в чем не виновата. Это вы подбросили ей в карман крупинки яда, которым отравили Вадима! Когда вы это сделали? Тогда, на свадьбе? Думаю, да. Ведь девушка наверняка повесила свою ветровку на общую вешалку в коридоре; вам ничего не стоило сунуть ей в карман в самом деле убийственную – простите за плохой каламбур! – улику…