Книга Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

Неблагодарных пациентов у Ивана Петровича не было. Разумеется, и у него случались летальные исходы — но всё больше уже по естественным причинам. Следователь поднял архивы и журналы операционных протоколов. Всё-всё-всё на фамилию Пустовойтов. Ему из архивов всё и принесли. Всё, где была подпись «Пустовойтов». А Пустовойтовых было два. Иван Петрович, лежащий нынче в реанимации в состоянии «скорее мёртв, чем жив». И Пётр Иванович, превратившийся в груду тряпья. И следователь, как человек старой школы, привыкший тщательно изучать всё, что к нему попадало, — изучил все бумаги.

И вот что обнаружил.

Некоторое время назад в отделение гастроэнтерологии поступил пациент. С известными следователю именем-отчеством-фамилией. Криминальный авторитет. Поступил с подозрением на кишечную непроходимость. Не Пётр Иванович пошёл — он в это время был далеко, на конференции. На другом боку Планеты. Братки пообещали золотые горы. Хирург, в свою очередь, пообещал, что ничего страшного. Сейчас прооперируют — и будет как новенький. Оптимизм, помноженный на алчность — ядрёная смесь.

Пошли в операционную. Интраоперационно выяснилось, что кишечная непроходимость связана со злокачественной опухолью толстой кишки. Гистологию Cito! конечно, провели — но тут и взгляда на макрообъект было достаточно, чтобы понять — сильно долго гражданин закрывал глаза на творящееся с его внутренностями. Занят, видимо, был чрезвычайно. Для того, чтобы понять, как действовать дальше — нужна была консультация онколога, точное определение стадии процесса, выработка тактики лечения и такое прочее. Но сейчас, в операционной, было единственное возможное решение: колостома.

Колостома — штука малоприятная. Но в такой ситуации — жизненно необходимая. Незакрытый конец ободочной кишки выводят и закрепляют на передней брюшной стенке спереди. И каловые массы эвакуируются в пластиковый пакет, прикреплённый к колостоме.

Хирург, проводящий вмешательство, — подстраховался. Он размылся — пока смотрели гистологию. И позвонил Петру Ивановичу Пустовойтову на другой бок Планеты. Описал ситуацию. И спросил, что делать.

— Ты что, сам не знаешь?! — буркнул в трубку Пётр Иванович, не совсем понимающий, почему довольно опытный и грамотный хирург звонит ему за уточнениями в такой очевидной клинической ситуации.

— Ну, так я запишу в историю болезни телефонную консультацию с вами? — Уточнил хирург, забыв поведать все детали анамнеза жизни пациента.

— Пиши!

И в истории болезни криминального авторитета появилась запись о том, что решение сделать колостому с последующим совместным ведением пациента с онкологами, принадлежит Петру Ивановичу Пустовойтову.

Очнувшийся криминальный авторитет был крайне недоволен, обнаружив у себя на пузе «мешок с говном». Ещё больше не обрадовался он предположительному диагнозу. Который вскоре подтвердился. Похоже, колостома при самом благоприятном исходе останется постоянной. Ибо для того, чтобы жить хотя бы некоторое время, криминальному авторитету предполагалось удалить часть толстого кишечника. И, собственно, прямую кишку.

И почему-то в этом обстоятельстве он посчитал виновным не своё собственное отношение к своему же здоровью, не карму, а хирургов, его оперировавших. Соответственно — спасших то немногое, что осталось. А более всего — «главаря». Который и принял таковое решение. (Конечно же, оперировавший хирург показал криминальному авторитету запись о телефонной консультации, чтобы снять с себя ответственность. К чести его — к сохранению хотя бы остатков оной, — нужно сказать, что он долго уговаривал криминального авторитета, что это было единственно возможным решением.)

И уже перекочевавший в онкодиспансер криминальный авторитет дал команду «фас!». Потому что, ну что это за криминальный авторитет, с мешком говна на пузе?! Перед пацанами неудобно. А чтобы хоть как-то было удобно — надо наказать виновного. «Виновного».

Бойцы получили заказ на хирурга Пустовойтова. Братки не разбирают, что тут гастроэнтерология, а что — урология. Покрутились у больницы. Попросили пальцем показать. Показали на того Пустовойтова, кто первым мимо прошёл. А первым на свою беду прошёл Иван Петрович.

Бойцов не поймали. А сам криминальный авторитет к тому времени, как тщательный следователь докопался до истины — уже отчалил в мир без печалей. Паллиативная операция и последующая химиотерапия не помогли. Точнее — химиотерапия его и убила.

А чтобы ничего не убило Петра Ивановича, следователь умолчал о фатальной путанице. Сказал: ничего и никого не нашли. Мало ли в нашем городе… Затем покорно выслушал гневную речь родни, мол, кому они такие, полиционеры гребучие, нужны! Ничего не могут! Ничего не умеют! Люди погибают, а они!..

Прям совсем как врачи.

Следователь давно уже хвалу и клевету принимал равнозначно равнодушно. Совсем как опытный грамотный врач. Ему было главное спасти человека. В данном случае — отца. Дела сына кое-как пошли на лад.

Через два месяца Иван Петрович Пустовойтов уже бодро кряхтел по ступенькам больницы с палочкой. Лифтом не пользовался. Разрабатывался.

Он остался заведующим отделением. Хотя Рачковский очень прорывался. Татьяна Георгиевна не позволила. Николай Николаевич Зотов, некогда наотрез отказавшийся от заведования, неожиданно легко согласился исполнять обязанности, пока Ванькин статус не определён. Да, похоже, Рачковского не любил никто. Кроме, возможно, той самой интерницы, которая его таки на себе женила. Прям точно по прогнозам Мальцевой. Выпил. Трахнул. Поплакался пьяными слезами про бывшую — и женился. Не сразу, конечно. Сперва интерница плакалась пьяными слезами в стакан того самого Ивана Петровича о том, как она любит Игоря Васильевича, а он!.. Любит только свою бывшую жену, предательницу и изменщицу. Иван Петрович, будучи действительно человеком добрым, терпеливо выслушивал все эти бредни. И пытался принимать посильное участие. Хотя иногда стоило бы отойти в сторону и даже не смотреть.

В честь относительного выздоровления Ваньки решено было устроить вечеринку в вечном «больничном» кабаке. Том самом, где собирались заседания клуба Анонимных Врачей. Да и просто… Больничный кабак. Этим всё сказано.

Игоря Васильевича не позвали. Но он пришёл. И, будучи уже в лёгком подпитии, встал, взял стакан и, помокрев глазом, проникновенно обвёл взглядом аудиторию. Даже Иван Петрович, у постели которого побывали-переночевали все-все-все коллеги и средний и младший персонал… Все! Кроме Игоря Васильевича, ни разу так и не зашедшего… Даже Иван Петрович было растрогался. Потому что говно за пазухой держать не любил и не умел, а прощать как раз умел и любил.

Игорь Васильевич поднял стакан и проникновенно произнёс:

— Вы все знаете, какое у меня недавно случилось несчастье!

Все аж дыхание затаили. Давали человеку шанс. А вдруг?! Вдруг именно сейчас он наконец скажет: «Несчастье с моим другом!.. И я, как и все вы…» Что-нибудь в таком роде.

Игорь Васильевич вздохнул и продолжил:

— Я вложил кое-куда кое-какие деньги — и они сгорели.