Книга Алый шар луны - Анна Данилова

– Но как же жить мне дальше с чувством вины? После моего звонка у нее вся жизнь пошла под откос…

– Но это был ее выбор, понимаете? Это ее жизнь.

– То, что вы сейчас говорите, Полина, совершенно не подходит вам. Вы вовсе не такая жестокая, я не верю вам… Зачем вы подыгрываете мне? Что вам-то до всего этого?

– Хочу, чтобы вы поняли, что вы ни в чем не виноваты. Вы полюбили Стеллу и не могли жениться на Наде. Ведь брак с ней стал бы для Нади несчастливым. Другое дело, что вы должны были объявить ей о своем решении – расстаться – все же не по телефону… Думаю, вам надо было с ней встретиться и объяснить, что с вами происходит. Что вам трудно, вы переживаете, но по-прежнему хорошо относитесь к Наде, что более сильные чувства вы испытываете все же к Стелле и, главное, ничего не можете с этим поделать! Чтобы не резать по живому, вам следовало бы тогда выставить именно себя жертвой – что вы оказались как бы заложником своих чувств и теперь просто разрываетесь между двумя женщинами, и вам от этого плохо, вы страдаете…

– Вы хотите сказать, что Надя еще и пожалела бы меня?! – Он не верил своим ушам.

– Думаю, да.

– Послушайте, Полина, а вы кто, вообще? Зачем вы приезжали в наш город? Вы же не следователь…

– Нет. Я – вообще никто. Во всяком случае, для всех тех, кто живет в вашем городе. Да и за многие километры отсюда я тоже – никто.

– Не понимаю… Зачем вы приходили к Стелле? Она беременна, переживает, а ей ведь нельзя нервничать… После всего что я услышал от вас, ни за что не поверю, что вы появились в нашем доме лишь для того, чтобы всколыхнуть эту историю и вызвать у нее чувство вины! Может, вы журналистка? Но журналисты обычно задают вопросы, а вы сами так много мне сказали, словно хотели успокоить меня…

Она посмотрела на него долгим взглядом, а потом тихо спросила:

– Скажите, а что бы вы сделали, если бы узнали, что Надя жива?

Он вдруг почувствовал, как лицо его словно свело судорогой, тугой ком возник в горле и перекрыл дыхание, и Егор, как маленький мальчик, расплакался…

17

Звонок Милы застал меня уже в поезде, где я уютно расположилась с журнальчиком в руках. Взгляд мой скользил по глянцевым страницам, а мысленно я все еще продолжала беседовать с Егором. Да, Надю можно было понять. Очень красивый молодой человек, явно талантливый, неординарный, яркий. Однако как бы мне ни хотелось заидеализировать его – поскольку бóльшая часть его слов и объяснений находила отклик и в моей душе, – жестокость этого молодого человека все же пробивалась сквозь его хорошие манеры и полные романтизма и сентиментальности речи, не говоря уже о драгоценных мужских слезах. Как ни старался он убедить меня в том, что им, когда он предавал Надю, двигало настоящее чувство к Стелле, и как бы я ни пыталась оправдать его в собственных глазах, все равно я ощущала, как от него веет холодком жестокого эгоизма.

Но разговор этот тем не менее вышел трогательным и полным надежды на то, что Надя все-таки жива. Думаю, что я правильно сделала, подарив ему эту надежду. Все же я не могла не оценить его поступок, ведь он сам нашел меня, совершенно незнакомого ему человека, пусть даже и имевшего самое косвенное отношение к исчезновению Нади, чтобы вспомнить о ней, чтобы излить душу, выговориться. И, как подарок, я преподнесла ему известие о том, что два с половиной года назад она, пусть и довольно-таки странным образом, дала о себе знать и вернула Смышленову похищенные ею деньги.

После того как я ему это сказала, мне и самой стало на душе удивительно легко и хорошо, и я призналась ему в том, что я никакой не следователь прокуратуры…

Егор поцеловал мне руку, и мы распрощались. Он взял с меня обещание сообщить ему, если я узнаю что-нибудь о Наде. И уже когда я уверилась, что не увижу его больше никогда – поскольку все слова уже были сказаны и мы просто обменялись номерами телефонов и электронными адресами, – он неожиданно снова предстал передо мною с букетом красных роз. Не скрою, мне было приятно. И я знала, что все окружающие меня люди в вокзальном зале видят это, и каждый пытается понять, что означает сей жест – прощание ли влюбленных или, наоборот, на их глазах зарождается чей-то новый роман?.. Я тотчас вспомнила рассказ Веры Агренич о том, при каких обстоятельствах познакомились Надя с Егором. Все тот же букет роз. Причем не скромный букетик из трех-пяти штук, а целая охапка гордых, с длинными мощными стеблями, эквадорских или колумбийских, породистых роз. Роскошный, дорогой букетище! Уж если на меня, обласканную мужским вниманием женщину, это произвело впечатление, то можно себе представить, как затрепетало сердце юной и неискушенной Наденьки Агренич при виде такого вот чудесного букета. И мне подумалось вдруг: если все же она жива, то как сложилась ее жизнь, и дарил ли ей кто-нибудь еще цветы? Счастлива ли она? Образ таинственной Нади продолжал будоражить мою фантазию.

– Поля, Полина! Ты где?! – Я слышала тревожный голос своей сестры и почему-то не чувствовала того приятного волнения, как это бывало прежде, до нашей последней встречи. Больше того, во мне появилось некое неприятное, саднящее чувство досады и беспокойства.

Мне так и хотелось спросить ее – какая ей разница, где я, если она не испытывает ко мне прежних теплых чувств, если мой приезд, вместо того чтобы порадовать ее, заставил ее волноваться? Вспомнились ее слова, случайно подслушанные мною… И с чего она только решила, что я собираюсь вмешиваться в ее жизнь?

И еще. Я, занимаясь делом Агренич, эти два дня старалась не думать о том, что же мешает моей сестре позвонить мне и хотя бы выяснить – где я и что со мной?

Неужели после моего отъезда она не переживала из-за того, что обидела меня? И как она вообще могла все это время не звонить мне?

Конечно, обида душила меня. И стараться не думать обо всем этом – далеко не все равно, что действительно не думать.

– Я в поезде, – сухо ответила я.

– Ты прости меня… Не знаю, что на меня накатило… – Она произносила эти слова быстро, так, словно старалась успеть выговориться, пользуясь возможностью сказать мне что-то без свидетелей. – Хотя сейчас, когда ты не видишь меня, я, пожалуй, объясню, что произошло… Понимаешь, пока тебя не было, я так хотела тебя увидеть, так ждала, а когда ты приехала, мне показалось, что ты явилась… за мной, представляешь?! Чтобы увезти меня домой, в Москву, к маме! Мне почудилось, что ты смотришь на нас, на то, как мы живем, как бы оценивающе… Да, это, конечно, не столичная жизнь, которой я жила прежде, но я счастлива в Сургуте так, как никогда и нигде еще не была счастлива, понимаешь? И я люблю Тихого и боюсь, что ты в его присутствии скажешь что-то такое, чего… нельзя говорить. О моей прошлой жизни… вот. Мне стало страшно, что я могу потерять все то, что сейчас имею – любовь, счастье, радость… Может, я полная дура, но я именно так все и чувствовала! Наверное, я просто перенервничала, пока тебя ждала. Я же всю последнюю ночь перед твоим приездом вообще не могла уснуть, все вспоминала свою московскую жизнь… Если бы Тихий узнал, чем я занималась до встречи с ним, он бы вышвырнул меня, как котенка… Он очень порядочный человек, у него в жизни как-то все правильно, не то что у меня!