Книга Открытый финал - Евгения Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стоять! – скомандовал Егоров.
– Извините, – пробормотала Света, – что-то я лажаю…
Егоров презрительно наморщил нос.
– Стали в поддержку!
Захар стиснул ладонь Светы так, что она пискнула от боли – и тут же виновато улыбнулась. Он попытался начать движение, но получил тренерской линейкой по ноге. Несильно, но обидно.
– Стоп! – еще один легкий, злой удар линейки. – Ты что, на дыбу ее тащишь? Зачем ты ей руки выворачиваешь? – еще удар. – Стал так, чтобы ей было удобно!
Захар закипал. Он стоял, как обычно. И всем партнершам всегда было удобно. Тренер явно придирался. Захар попытался снова начать, но на сей раз тренерская указка остановила его на третьем шаге.
– Зря я тебя пожалел, – вздохнул Егоров, откладывая указку. – Знал же, что не стоит калеку на сборы брать…
Тренер легким движением подтянул Свету к себе.
– Показываю для тупых. Видишь, где у нее ладонь? Где правый локоть? Не тут, не тут и не вот тут! – Егоров нарочито неестественно выворачивал локоть партнерши. – А вот так! Запомнишь? Или тебе локти в гипс закатать, чтобы человека не калечил? И двигайся с упреждением! Быстрее, но плавнее!
Захар почувствовал, что еще немного – и он бросится на Егорова. И, наверное, стоило броситься, но вместо этого он схватил черную линейку, со всей дури переломил ее о колено и выбежал из зала.
* * *
Захар смутно помнил, как пролетел сквозь дыру в заборе, как продирался через какие-то заросли, как лупил стволы елей – и получал сдачи. Удары приносили боль, от нее становилось немного легче. Окончательно очухался он уже на шоссе. Захар потер локоть – тот ныл от ударов по елке – и повертел головой.
«Ну и отлично! – подумал он. – Пойду домой! А он пусть над остальными издевается!»
Захар дошагал до перекрестка, остановился и… пошел назад. Уходить было никак нельзя. А то получится, что он проиграл и с позором бежит.
В лагерь вернулся уже после обеда. Выпил вонючей воды из-под крана и отправился на тренировку.
Танцевали фокстрот. На паркете были Федор с Леной, Лев щелкал фотоаппаратом, Полина со Светой сидели под станком. Егоров наблюдал. В его руках вместо привычной линейки красовалась какая-то металлическая арматурина.
– Неужели?! – фальшиво обрадовался тренер, завидев Захара. – Сам господин Кузнечик соизволили! Счастье-то какое!
Захар задохнулся, глядя на Егорова, который орудовал железякой, как жезлом церемониймейстера.
– Ну что же, вы со Светой будете следующие, больше твою филигранную технику никто выдержать не в состоянии.
Захар, сжав губы, подошел к девчонкам. Света поднялась ему навстречу.
– У нас тут как бы открытый финал, – начала объяснять она, – а Лев фотографирует, чтобы потом можно было на себя посмотреть, позировки проверить…
Музыка закончилась, Федор отправил Лену в фирменный поклон.
– На паркет приглашается пара номер ноль, Кузнечик Захар и Яковлева Светлана! – сообщил Егоров противным голосом и отсалютовал железякой.
Захар вывел Свету на паркет, выпрямился, встал в стойку, подал назад затылок. Плечи и руки противно заныли. Лев защелкал фотоаппаратом. Захар вытянулся в струнку, чтобы фотография получилась идеальной, а когда к нему подошла партнерша, решительно прижал ее к себе и стиснул руку. И то, и другое, видимо, сделал слишком энергично. Света непроизвольно дернулась. Захар вступил и сразу уперся в партнершу. Света забормотала:
– Прости-прости…
– Ты, инвалид! – задушевно сказал Егоров Захару, помахивая загогулиной. – Локти выше, захват нежнее… Скачешь как блоха!
Наверное, Егоров попал своей новой указкой Захару в нерв – руку обожгло болью. Но заорал Захар не из-за боли, а из-за «блохи». Хотел обложить матом, унизить, а получилось позорное:
– А-а-а!
* * *
Захар бессмысленно бросал вещи в рюкзак. На шоссе – подберут. Есть заначка, должно хватить до города. Или пусть везут, куда хватит, а дальше пойдет пешком.
И плевать.
Он уже выходил из домика, когда встретил Льва и Федора. Лев, понятно, сделал лицо кирпичом и прошел мимо, а вот Федор загородил дорогу и не собирался пропускать.
– Ты куда это?! Не психуй. – Федор взял Захара за локоть, и Кузнечик невольно вскрикнул, выдергивая руку.
– Ого! – сказал Федор.
Вокруг локтя Захара набухла огромная лиловая гематома.
– Болит? – Теперь Федор перепугался не на шутку. – А ну, пошли!
В медпункте медсестра растерянно потрогала распухший локоть Захара и бросилась звонить в «скорую».
«Ну и ладно, – подумал Захар, – зато не надо думать, как добраться до города».
– Как ты умудрился так упасть? – спросила медсестра, фиксируя Захару руку.
– Да это его тренер. Указкой, – ответил Федор.
Захар вспомнил, как ушиб локоть об ёлку, но промолчал. Ему вдруг стало окончательно и бесповоротно на все наплевать.
* * *
В больнице выяснилось, что перелома нет. Примчалась мама, металась по больничному коридору, заглядывала в глаза медсестрам и даже умудрилась спросить у одной: «Сможет ли мальчик танцевать?»
Приехал отец. Мама сразу притихла. Только трагическим шепотом сообщила, что «нужно звонить Мише, мы без него не справимся».
Захар молчал. Его мутило. То ли от лекарств, то ли от голода, то ли мыслей о том, что в лагерь придется вернуться.
– Кто бы мог подумать, что танцы – такой опасный вид спорта, – попытался пошутить отец. – Что случилось-то? Поскользнулся? Партнерша подножку поставила?
– Не знаю, – сказал Захар.
– Что значит «не знаю»? – насторожился отец. – Ты трезвый был?
– Ты головой ударился? – взвилась мама.
– Отстаньте от меня все! – прошипел Захар, и дальше, постепенно повышая голос: – Я не хочу об этом говорить! Мне плохо! Я спать хочу! Я жрать хочу! Я сдохнуть хочу! И не лезьте ко мне со своими вопросами!!!
В больничном холле наступила тишина. Мама застыла от ужаса.
– О’кей, – спокойно сказал отец, – я забираю тебя к себе. Только лекарств купим.
* * *
Успокоительные оказались мощные. Весь следующий день Захар провел в коматозе. Поел. Завалился спать. Потом его разбудили, и какой-то человек задавал вопросы о Егорове. Захар отвечал «да», «нет», «не помню». На вопрос о гематоме пытался отмолчаться, но человек настаивал. Пришлось сказать «кажется, Егоров приложился». Когда человек уехал, папа объяснил, что это следователь. Захар снова поел и уснул. Продрых до утра.