Книга Дебютантка - Кэтлин Тессаро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она тогда не забеременела.
Зато заработала герпес. Ей долго пришлось растолковывать Полу, что это за болезнь и какие их ждут последствия. Болезнь осталась с ней навсегда. Пол уехал и несколько недель не показывался, дело шло к разводу. Но потом муж вернулся, и с тех пор всякий раз, когда они занимались любовью, ей казалось, что она вывалялась в грязи.
Шло время, и знакомые уже перестали спрашивать, когда же они заведут детей.
Рейчел встала и бросила несъеденный бутерброд в урну.
Анна так ни о чем и не догадалась.
Или все-таки догадалась?
Трудно сказать, насколько болтлив был Райан в пьяном виде, какие горькие и жестокие истины могли обрушиться на голову ее сестры. Эта рана никогда не заживет, и тяжесть этой тайны порой бывала невыносима.
Тем летом, поддавшись навязчивой идее, она потеряла себя. И потом уже не могла смотреть на мир, как прежде, свысока, не могла больше презирать сестру, не могла спорить с Полом, а уж тем более – выйти из спора победительницей. Она согрешила в библейском смысле этого слова, она утратила добродетель, стала падшей женщиной и с тех пор постоянно как бы пребывала в чистилище. Теперь Рейчел было не важно, что о ней говорят, ведь она-то знала, что недостойна быть рядом с людьми по-настоящему порядочными и нравственно твердыми.
Покидая парк, она всматривалась в лица людей, которые проплывали мимо. Как безмятежно они отдыхают на травке в этот прекрасный летний день. Интересно, много ли среди них тех, кто предавал своих близких? А тех, кто предавал себя самого?
Стуча каблучками по мостовой, она возвращалась в офис.
Вообще-то, Рейчел не любила красные туфли. Но, надевая их, она как бы признавала то, о чем никто другой не знал и не мог догадываться: для нее это был внешний знак ее нравственного падения.
Вернувшись на Джокиз-филдс, она обнаружила, что офис закрыт. Джек куда-то вышел. Открыв дверь своим ключом, Рейчел направилась прямо к столу, решительно достав бумажку с телефоном. Набрала номер и облегченно вздохнула, поняв, что попала на автоответчик: «Здравствуйте, вы позвонили Анне. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, и я вам перезвоню».
– Это Рейчел. Дорогая, приехала Кэти, остановилась у меня. Что-то у нее там стряслось с ее другом, подробностей я не знаю. И… я подумала, что ты должна быть в курсе.
Она положила трубку. Отодвинула кресло, села и уставилась на кучу бумаг на столе.
Самого главного Рейчел так и не сказала: «У Кэти серьезные неприятности. Я боюсь за нее. Я не знаю, что делать».
Но с другой стороны, ее отношения с Анной всегда определялись тем, что не сказано вслух.
Сент-Джеймс-сквер, 5
Лондон
8 августа 1933 года
Моя дорогая Птичка!
Какая ты все-таки храбрая, что разъезжаешь по сельской местности в этой старой машине, которая того и гляди развалится, выступаешь с речами и агитируешь за Малькольма! Я считаю, что ты для него – величайшее, просто бесценное приобретение. Но уверена ли ты, что это прилично для дамы твоего положения? Не сомневаюсь, что, когда лет через десять ты пригласишь меня в дом номер 10 по Даунинг-стрит на чашку чая, я буду думать иначе, но пока очень беспокоюсь. Я втайне надеялась, что ты единственный человек во всем мире, который еще не сошел с ума, и что Эндслей мог бы стать тихой гаванью, где можно укрыться от губительного влияния идей радикальных политиков, которые снизошли до нас, бедных обывателей. Однако вижу, что и у вас дома теперь придется за столом поддерживать разговоры о политике. Увы, нынче так повсюду. По этой самой причине я и подумать боюсь о том, чтобы в выходные навестить Нэнси. Однако Ник собирается к ним поехать, говорит, что ему страшно надоела невыносимая лондонская духота. Да я и сама не прочь окунуться в жаркий день в прохладную воду. Бассейн у них и впрямь великолепный, а то бы я ни за что не поехала.
Из Парижа вернулся лорд Р., и сегодня мне от его имени прислали удивительно красивое платье. Я просто не знала, что и подумать! Позвонила по телефону, сказала, что это, должно быть, ошибка. Но лорд Р. успокоил меня и заверил, что это идея его жены: дескать, они оба очень хотели бы видеть меня в нем на следующей неделе в Вутоне. Меня пугает только то, что платье мне как раз впору, как в сказке. Не могу понять, чего он хочет.
Ник скоро уезжает в Портофино, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься на рельсы перед колесами его поезда. Интересно, с какой скоростью должен ехать паровоз, чтобы это имело успех? Как ты думаешь, возможно ли скончаться исключительно от страстного физического желания? Какой бы мне придумать предлог, чтобы тоже отправиться в Италию? Вот если бы кто-нибудь прислал мне приглашение в гости. Разумеется, на помощь Маман тут рассчитывать нечего, придется изощряться самой. Да, кстати! Пинки сделал предложение Глории Мэннинг, и бедняжка ответила ему согласием! Теперь он всюду ходит с испуганным лицом, как человек, которому предстоит посетить дантиста.
Интересно, знает ли Глория, какие мокрые у него губы, когда он целуется?
Твоя тоскующая заговорщица и интриганка
Б.
* * *
Кейт сидела в итальянском кафе, попивала крепкий капучино и листала книжку с фотографиями Битона, которую ей порекомендовали в библиотеке. На каждой странице были помещены фото представителей высшего общества в период между двумя войнами. Да уж, то был поистине «золотой век». Эти баловни судьбы смотрели на нее из другой эпохи с уверенностью молодости и непоколебимым высокомерием высших существ. Защищенные богатством и красотой, простому смертному они казались небожителями, которых ничто низменное или неприятное коснуться просто не может.
Внезапно Кейт остановилась.
Ее внимание привлекла фотография, на которой были запечатлены несколько молодых людей в купальных костюмах: освещенные яркими лучами дневного солнца, они весело смеялись, стоя на краю бассейна.
Лицо одного из них показалось Кейт очень знакомым. Она пробежала глазами подпись под фотографией: «Дэвид Астор, Николас Уорбертон и Билл Фартинг принимают солнечные ванны. 1931 год».
Да это же тот самый юноша-моряк с фотографии, хранящейся в коробке из-под обуви! Высокий, крепкий и мускулистый, те же живые черные глаза. В лице нечто харизматическое. Он был не только невероятно хорош собой и сложен как Аполлон, но и держался с необычайным достоинством.
Кейт долго всматривалась в эту фотографию. Николас Уорбертон. Без сомнения, тот самый загадочный моряк. Она вдруг вспомнила, где раньше встречала эту фамилию. Мог ли юноша с фотографии быть как-то связан с отчимом сестер Блайт? Она открыла алфавитный указатель в конце книги, поискала, нет ли еще его фотографий. К сожалению, только одна.
Оставив кофе недопитым, Кейт быстро заплатила по счету и, пробираясь сквозь толпы спешащих на обед людей, направилась обратно в библиотеку.