Книга Холод пепла - Валентен Мюссо

— Кстати, а кто такой Долабелла?

Алиса как раз клала фрукты в вазу. Она на мгновение оторвалась от своего занятия и с подозрением посмотрела на меня. Я действовал слишком прямолинейно.

— Долабелла держит самый известный в Шалоне антикварный магазин. Анри был страстным коллекционером. Думаю, именно в этом магазине они и познакомились.

— Это произошло до того, как ты встретила Абуэло?

— Думаю, да. Это тебя смущает?

— Нет, вовсе нет. Просто ты сказала, что Долабелла старинный друг Абуэло, но я никогда прежде его не видел. И мне стало интересно почему.

Стараясь держать себя в руках, я принялся складывать грязные тарелки в керамическую раковину.

— Сколько ему лет? Не слишком ли он стар, чтобы торговать антиквариатом?

— Долабелла? Думаю, ему около семидесяти пяти. Теперь всем заправляет его сын. Долабелла занимается лишь вопросами наследства и время от времени оказывает услуги старым клиентам.

Семьдесят пять лет. Этот человек был старше, чем я думал. Вполне вероятно, что он знал Абуэло еще во время войны, хотя и был тогда подростком.

— Но к чему ты задаешь все эти вопросы?

— Просто так. Этот человек заинтересовал меня, вот и все.

— Ты боишься, что он нас обворует? Знаешь, Долабелла богат, как Крез. Деньги его больше не интересуют. Лишь старая мебель может вызывать у него восторг. В любом случае раз за дело взялась Анна, я могу быть спокойна. Она ведь знает цену старинным вещам.

— Ты права, — сказал я, выдавив из себя улыбку.

Я был разочарован, что мне не удалось узнать больше.

Около пяти часов мы покинули Арвильер. Казалось, Элоиза была рада, что пообедала в обществе Алисы и моей сестры.

— Алиса славная женщина, — сказала Элоиза, когда мы тронулись в путь. — Странно, но когда я пожимала ей руку, у меня возникло впечатление, будто я вижу ее уже не в первый раз.

— Вы ведь общались с ней по телефону…

— Нет, ее голос ничего мне не говорит. Ее лицо, улыбка… Но, может, продолжим обращаться друг к другу на «ты»? Как ты думаешь?

— Согласен. Мне очень жаль, что Анна задавала тебе такие нескромные вопросы. Она любит всех дразнить…

— Ничего страшного. Во всяком случае, твоя сестра показалась мне более безмятежной, чем я представляла ее по твоим словам.

— Правило номер один при общении с людьми, страдающими депрессией: никогда не верь внешним факторам. Так нас учил первый из психологов, лечивший Анну после попытки самоубийства. Тогда ей было семнадцать лет. Уверяю тебя, моя сестра может безукоризненно вести себя в обществе, даже если у нее отвратное настроение.

Когда мы миновали указатель с названием деревни Сернанкур, мое сердце забилось сильней.

Мы ехали еще несколько минут, прежде чем за поворотом на небольшую дорогу, за величественными воротами из кованого железа показалось бывшее поместье Ларошей. У входа висела голубая табличка:

Центр отдыха

Досуг для всех

Элоиза припарковала машину, передние колеса которой попали в рытвину, тянувшуюся вдоль дороги. Как я уже видел на фотографиях, сделанных Элоизой, здание почти не изменилось. Серое каменное строение показалось мне строгим, даже мрачным. Но, несомненно, такое суждение было вызвано событиями, происходившими в нем. К счастью, парк, окружавший здание, был ухоженным и хорошо приспособленным для различных игр на свежем воздухе: горки, качели, турникеты. В парке не было ни одной живой души, двери и ставни на окнах здания были закрыты.

— Неужели никого нет?

— Центр работает в основном во время школьных каникул. Давай немного прогуляемся.

Поместье, раскинувшееся на опушке леса, казалось отрезанным от внешнего мира. Во всяком случае, его нельзя было заметить с главной дороги.

Элоиза угадала мои мысли:

— Теперь понимаешь, почему немцы выбрали именно его?

— Да, полная изоляция.

Мы четверть часа бродили вокруг бывшего родильного дома. Неожиданно я осознал, что принадлежу к последнему поколению, которое реально связано со Второй мировой войной. Когда я учился в лицее, к нам приходили участники Сопротивления и бывшие узники концлагерей. Мы разговаривали с ними, слышали рассказы об «экстремальном опыте», жертвами которого они стали. Мы не сомневались, что случаи преследования евреев были единичными. Я отдавал себе отчет, что через пятнадцать-двадцать лет не останется практически ни одного непосредственного свидетеля ужасов этой войны. И возможно, в наших умах эта война превратится в конфликт, имеющий сходство со всеми другими вооруженными конфликтами.

— Не жалеешь, что приехал? — спросила Элоиза, когда мы сели в машину.

— Нет, нисколько. Мне необходимо было увидеть это место. Но к кому мы едем?

— Этого человека зовут Пьер Мерсье. В прошлом году журнал «Экспресс» посвятил очень интересную статью лебенсборнам Ламорлэ и Сернанкура. Она называется «Фабрика совершенных детей». Журналисты опирались на несколько известных произведений, посвященных этой теме. Но они также разыскали человека, который жил во время оккупации вблизи поместья, и взяли у него интервью. Редко кто-нибудь соглашается поговорить на эту тему. Я просто не могу пройти мимо.

Пьер Мерсье по-прежнему жил в десяти километрах от Сернанкура, в большом доме, полностью построенном из дерева и поэтому резко контрастировавшем с соседними зданиями.

Мужчина поджидал нас, стоя на пороге дома. Он, несомненно, слышал, как наша машина взбиралась по грунтовой дороге, ведущей к его жилищу. Он хорошо выглядел для человека, которому перевалило за семьдесят: легкая походка, пронзительный взгляд, смеющееся лицо…

— Я ждал вас. Вы легко меня нашли?

Элоиза поблагодарила его за то, что он согласился нас принять, и представила меня как своего коллегу по университету. Обман продолжался.

— Прелестный дом! — восхищенно сказал я.

— Я построил его своими руками. И это в то время, когда экологически чистые деревянные здания еще не вошли в моду.

Гостиная была отделана в деревенском стиле. Пьер Мерсье предложил нам сесть за большой круглый стол. Угостив нас ратафией, он взял фотографию в рамке, стоявшую на самом видном месте — на книжном шкафу.

— Это мои родители, — пояснил он, протягивая нам черно-белую фотографию, сделанную, вероятно, в 1937 или 1938 году. — А мальчик, которого вы здесь видите, это я. На заднем фоне ферма, где мы в то время жили. Она находилась вдали от деревни, в двух километрах от немецкого поместья.

Элоиза вытащила диктофон. Она явно была рада, что Пьер Мерсье сам заговорил на интересующую ее тему.

— Вы позволите мне записать наш разговор?

— Разумеется…