Книга Дорога-Мандала - Масако Бандо

— Снимает жар при простуде. Это вам, выпейте прямо сейчас.

Женщина растерянно покачала головой, но мужчина в тёмных очках сказал ей: «Тебе повезло, торговец лекарствами выручает тебя», и она неловко приняла лекарство. Развернув лекарство и свернув листок в трубочку, она высыпала порошок в рот и запила водой из свисавшей с плеча фляги. Горло женщины задвигалось, как рыбье брюхо, и замерло. Поблагодарив, она снова прислонилась затылком к стеклу и закрыла глаза.

Мужчина в тёмных очках, повернувшись к Рэнтаро, оживлённо заговорил: «С окончанием войны вы, торговцы лекарствами, наверное, стали неплохо зарабатывать». Уловив в его речи киотоский диалект, Рэнтаро уклончиво ответил: «Да как вам сказать…»

Сейчас и впрямь было самое время для заработков. Нехватка сырья для лекарств была уже не такой острой, как раньше, принятый во время войны закон о честной конкуренции, согласно которому на одно домохозяйство не должно приходиться больше одного торговца, был отменён. К появившейся возможности свободной торговли добавлялось и то, что после войны нехватка лекарств ощущалась в каждом доме. Продать лекарства не только в кредит, но и за наличный расчёт не составляло труда. Прошлой весной, во времена денежной реформы, все тоямские торговцы лекарствами отправились с поклажей за плечами в богатые рисом районы Ниигата и Тохоку, где благодаря поставкам в города, страдающие от нехватки продовольствия, скопились значительные денежные средства. Торговый оборот был внушительный. Однако Рэнтаро не собирался сообщать об истинном положении дел. Суровому торговцу лекарствами не пристало говорить о барышах, как покрытой морщинами старухе не пристало церемониальное кимоно незамужней девушки.

— Выручка от лекарств невелика, — схитрил Рэнтаро.

Скривив рот, мужчина в очках почесал подбородок.

— Вот уж кто сегодня точно зарабатывает, так это лесоторговцы и строители. Те, кто сотрудничает с оккупационными войсками, тоже не в накладе. В Токио вовсю процветают публичные дома для американских солдат.

Рэнтаро стало неприятно от ощущения низости, исходящей от слов и манер мужчины в тёмных очках.

— Оккупационные войска тоже не вечно будут хозяйничать в Японии.

Мужчина в тёмных очках, сложив руки на коленях, оживлённо подался вперёд.

— Кто в этом мире знает, что ждёт в будущем? Не останутся ли они в Японии навсегда?

— Едва ли, — не согласился Рэнтаро, и тут же его охватило беспокойство. Во время Великой восточноазиатской войны все верили в победу Японии. Правительство Великой японской империи до самого конца продолжало сообщать о благоприятном для японских войск ходе военных действий. Но с окончанием войны стало ясно, что это было сплошным враньём. В Потсдамской декларации предусматривался вывод оккупационных войск с установлением в Японии мира и свободы, но были ли гарантии того, что войска будут выведены? Разве Америка не обманывала японский народ так же, как прежде это делала Великая японская империя?

Мужчина в тёмных очках откровенно сказал задумавшемуся Рэнтаро:

— Да, что бы ни случилось, всегда в цене только деньги. Без денег не добьёшься женской ласки.

И он мельком взглянул на спавшую женщину. Она сидела, свесив голову и согнувшись, как старая тряпичная кукла на ватной подкладке.

— Не все женщины таковы, — ответил Рэнтаро.

Крылья носа у мужчины в тёмных очках дрогнули:

— Да все женщины меркантильны, отец, — сказал он и замолчал.

— Вы ведь из Киото? — спросил Рэнтаро, имея в виду замеченный прежде акцент. Мужчина равнодушно кивнул.

— Я слышал, что Киото не бомбили.

— Похоже, что так, — ответил мужчина. И заметив, что Рэнтаро удивил столь неопределённый ответ, добавил:

— Я из армии, и поэтому толком не знаю.

— Так вы демобилизовались и возвращаетесь домой?

Мужчина в тёмных очках насмешливо хмыкнул. И глядя в окно, пробурчал:

— Ага! — И поднялся с места.

Поезд подъезжал к платформе Камагафути. Мужчина снял с полки пустой рюкзак. Это был большой самодельный рюкзак со множеством заплат. Когда мужчина резко сдёрнул его с полки, лямка угодила в лицо, и очки слетели. На месте левого глаза зияла пустая глазница, вокруг которой кожа была воспалена как от ожога. Мужчина поправил тёмные очки и, держа в одной руке пустой рюкзак, сказал, выходя из вагона: «Ну, всего доброго».

Поезд тронулся. За окном снова потянулась однообразная зелень рисовых полей. «Уж не спекулянт ли он?» — подумал Рэнтаро. Почти все спекулянты были из демобилизованных. Глядя на мужчин в потёртой военной форме, торговавших на чёрном рынке перед станцией Тояма, Рэнтаро чувствовал, что он с ними дышит разным воздухом. Это была разница между теми, кто побывал на фронтах Великой восточноазиатской войны и теми, кто там не был. Но в чём именно заключалась разница, он толком не улавливал.

Рэнтаро, когда ему было двадцать лет, тоже был призван на трёхлетнюю военную службу. Он был командирован в Сибирь[41]и жил там, каждый день глядя в холодное равнинное небо. Никаких военных действий не велось, а когда началась Великая восточноазиатская война, он уже не был даже запасником и мог жить в Малайе, не опасаясь военного призыва. Рэнтаро понимал только, что они с мужчиной в тёмных очках пережили разную войну.

Вскоре поезд поехал вдоль реки Дзёгандзигава. Рисовые поля, теснимые горами и рекой, становились всё меньше и меньше. Дома, ещё укрытые настилом от снега, съёжились, ещё не очнувшись от долгой зимы, но рисовые межи и деревца у подножия гор уже зазеленели весенними всходами. Каждый раз, когда поезд останавливался на безлюдных станциях, пассажиры убывали. В вагон же почти никто не садился. Поезд остановился на безлюдной станции, и ещё двое сошли. И на этой станции никто не сел. Рэнтаро забеспокоился о сидевшей рядом женщине. Она всё ещё спала, опустив голову. «Как бы она не проехала свою остановку». Но разбудить её и спросить, где ей выходить, было уж слишком навязчиво.

Грохоча и покачиваясь из стороны в сторону, состав пересёк по железнодорожному мосту реку Дзёгандзигава. Даже этот шум не разбудил женщину. Рэнтаро часто поглядывал на неё. Женщина сказала, что едет из Токио. Её удлинённая шея и лицо были красивы. Сложенные на коленях руки — маленькие и изящные. Видимо, от непривычной полевой работы пальцы были в трещинах.