Книга Русская душа и нерусская власть - Татьяна Миронова

Оригинальный тип среди еврейских фамилий составляют фамилии-аббревиатуры. Кац, Катц, или Коц не имеют никакого отношения к немецкому названию кошки. Они образованы из начальных букв ритуального титула, по-древнееврейски kohen cedek «жрец-праведник». Многие еврейские фамилии представляют собой образования от личных имен. Например, Орлик — от Арон, Носик (Носсек) от Натан (Насан).

Значительное количество еврейских фамилий происходит от названий занятий, как традиционных профессий, так и культовых функций. Каган, Каганов, Каганович, Коган, Когановский, Коген по происхождению из древнееврейского «жрец, священнослужитель». Левит, Левитин, Левин, Левитан — тоже от еврейского «священнослужитель». Сагалов, Шагал, Шагалов, Сагалаев, Сегалов, Сигалов, Сигаль — все эти слова имеют общую основу, составленную из начальных букв культового термина segan levieh «левит, слуга, помощник левита».

Фамилии Шапир, Шапиров, Шафиров, Сапгир, Сапфиров происходят от древнееврейского корня женского имени Сапфира «Прекрасная». Перец, Перетц — из обозначения еврейского обряда обрезания. Под фамилией Викторов, а еще и Вигдоров скрывается еврейское имя Авигдор, Абигдор, происходящее из португальского «судья».

Знаменитая фамилия первого российского президента — также является фамилией еврейского происхождения. Она ведет свое начало от женского имени Элька, Эльца, еврейские фамилии Элькин, Эльцин обозначали лиц еврейского племени. Фамилия Ельцин лишь слегка подверглась русификации. Взамен начального э она получила е, подделываясь под корень ель, елка. Но даже конечный суффикс этой фамилии не русифицирован, этот суффикс цин пишется через и, а не через ы, как в русском языке — в фамилиях типа Солженицын, Курицын, Птицын.

В связи с фамилией Ельцина следует указать на особенность еврейских фамилий, которые образованы от женских личных имен еврейского происхождения: Доркин, Элькин, Хавкин, Дворкин (отДвойра), Сюткин, Малкин, Минкин и т. п. При этом суффикс - кин является обломком немецкого корня из идиш kind, что означает «дитя, ребенок». Доркин — дитя Доры, Хавкин — ребенок Хавы. Элькин, Эльцин, Ельцин — чадо Эльки-Эльцы.

Русификация фамилий у евреев заходит достаточно далеко. Так же, как они меняют имена, преобразуя их в подобные христианским — Борух становится Борисом (древнерусское имя Борислав), Гершель превращается в Григория или Георгия, Мойша мимикрирует в Михаила, как и фамилия Мендель превращается в Медведева, Соломонкин — в Соломкина, Шлемов — в Шеломова.

На примере еврейских фамилий хорошо видно, как в культуре России происходило прирастание людей иного рода-племени к чуждой им нации и культуре через именование, путем приспособления их родовых имен к русским условиям бытования. Бывало, конечно, что вслед за приспособлением имени сам выходец из чужого рода — племени постепенно обретал русское самосознание и постигал русскую культуру. Чаще всего в России это происходило не с евреями, а с немцами, поляками, даже французами и итальянцами, умевшими и хотевшими деятельно, верой и правдой служить нашей стране. Но не все народы способны врастать в нашу нацию безболезненно для русских. Русификация некоторых народов имеет горькие для нас последствия.

//- Чужеязычие в русской культуре и в политике — //

Приспособление иноязычных имен и фамилий к русским языковым условиям чаще всего корыстно — прикинуться своими среди русских, чтобы получить равные права на участие в русской политике и русской культуре. Это внедрение проходило в разные эпохи развития государства Российского, когда в него врывались то ищущие службы и уставшие от своей европейской тесноты немцы в XVIII веке, то толпы бегущих от революционной гильотины французов в начале XIX века, то семейства перебиравшихся всеми неправдами через черту оседлости евреев в конце XIX — начале XX веков. Немецкий карьеризм, французское тщеславие, еврейская алчность разжигали в пришельцах жажду повелевать русскими и прокладывали путь к власти в России, что особенно проявилось после Октябрьской революции 1917 года, в эпоху, которая именуется православными русскими провидцами «игом иудейским».

Чужие, мимикрирующие под русских, вносят в наш язык свои представления и устои, которые могут отчасти менять русскую языковую картину мира, образуя в ней искаженные чужими архетипами образы.

Об этом пагубном влиянии предупреждал еще в начале XIX века великий русский просветитель А.С. Шишков: «Каждое вводимое в употребление чужеязычное слово не только отнимает у разума свободу и способность распространять и усиливать свой язык, но приводит язык и разум в бессилие и оскудение».

Бессилие и оскудение языка, а через него и разума приводят к оглуплению, отупению нации, к неспособности человека опознавать за иноязычными словами замаскированное ими зло. В начале XIX века вместе с бежавшими от революции французами в России явилась мода на французский язык, который стал «знаком отличия» дворянского сословия от «темного и невежественного» народа. Французские слова, французские обороты речи наводнили высшее общество. Формы обращения, приветствия и прощания, весь языковой обиходный ритуал, соединявший наш народ вне зависимости от сословий и состояний в одно целое, стали у элиты особыми, иноязычными, уродуя мировосприятие дворянства и лишая его чувства братства к своему народу. И тщетны были мольбы А.С. Шишкова, убеждавшего высший свет в великой опасности увлечения чужим языком. Приведу его слова в их убедительной полноте, ибо они звучат ныне весьма современно: «Сами французские писатели изображали нрав народа своего слиянием тигра с обезьяною; а когда же не был он таков? Где, в какой земле самые гнусные преступления позволялись обычаями и законами? Взглянем на адские, изрыгнутые в книгах их лжемудрствования, на распутство жизни, на ужасы революции, на кровь, пролитую ими в своих и чужих землях: и слыхано ли когда, чтобы столетние старцы и не рожденные еще младенцы осуждались на казнь и мучение? Где человечество? Где признаки добрых нравов? Вот с каким народом имеем мы дело!. Долго мы заблуждались, почитая народ сей достойным нашей приязни, содружества и даже подражания. Мы любовались и прижимали к груди нашей змею, которая, терзая собственную утробу свою, проливала к нам яд свой, и, наконец, нас же за нашу к ней привязанность и любовь уязвляет. Не постыдимся признаться в нашей слабости. Похвальнее и спасительнее упасть, но восстать, нежели видеть свою ошибку и лежать под вредным игом ее. Опаснее для нас дружба и соблазны развратного народа, чем вражда их и оружие. Очевидный, исполненный мерзостей, пожарами Москвы осиянный, кровью и ранами нашими запечатленный пример должен нам открыть глаза и уверить нас, что мы одно из двух непременно избрать долженствуем: или, продолжая питать склонность нашу к эгоистическому народу, быть злочестивыми его рабами; или прервав с ним все нравственные связи, возвратиться к чистоте и непорочности наших нравов и быть именем и душою храбрыми и православными русскими».

Призыв А.С. Шишкова к очищению языка и нравов от французской заразы не возымел действия на русский высший свет. Восстание декабристов высветило всю пагубность этого влияния. Брожение умов и разложение нравственности в продолжение всего XIX в. имели ту же самую чужеязычную закваску. А потом в XX веке повторились на русской земле все ужасы кровавой французской революции: царь с царской семьей на плахе, поруганная вера, разрушенные храмы, младенцы, осужденные к смерти в утробах матерей.