Книга Как убили СССР. "Величайшая геополитическая катастрофа" - Александр Шевякин

Только переход к аналитико-прогностическому методу исследования, ядром которого является моделирование, может создать условия для решения поставленной партией задачи. (…) В этом плане определенный интерес представляет пример буржуазной политической науки, и особенно американской, где бурно идет процесс освоения последних достижений НТР, сопровождающийся широким использованием моделирования во многих случаях с использованием ЭВМ. По сути своей это свидетельствует о явно обозначившейся тенденции к переходу от историко-описательного к аналитико-прогностическому методу исследования» [2.100. С. 8]. То есть основная масса бумаг и книг, производимых советской общественной «наукой», не имела никакого продуктивного значения — ею нельзя было пользоваться практикам.

Лишь немногие так называемые «международники» описывали то, чем занимаются американцы. Тем, кто был способен это внятно изложить, давались научные звания и степени. Такую ситуацию можно было сравнить со средневековой эпохой, когда в Европе присваивали звание магистра тому, кто умел перемножить два числа, записанных римскими цифрами, — то есть то, с чем сейчас легко справляется и первоклассник, если эту манипуляцию он проделывает в арабской записи. Догонит ли наша наука Америку в этом отношении или нет, неизвестно — по крайней мере, никаких выводов не делается и заделов своего здесь не видно.

В результате во времена правления на Смоленской площади Э. Шеварднадзе даже самая примитивная дипломатия была легко подменена шарлатанством нового мышления. Что получилось, известно: при инициативном предательстве горбачевых-яковлевых сданы все геополитические позиции России, которые были отвоеваны кровью…

Иногда советские жрецы просыпались и выдавали трезвые оценки, даже правильные установки, но не настаивали на их исполнении. Так, на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС говорилось, что «научные разработки должны выливаться в практические рекомендации, давать обоснованные социальные прогнозы» [2.101. С. 41].

Управленческая культура

Теперь мы позволим себе рассказать не собственно о том, как зажимали науку управления, а к какого рода последствиям это привело. Здесь мы увидим ущерб от не продуманных до конца действий — как индивидуально, так и коллективно. Когда берутся что-то делать, ничего не соображая, то происходит запуск механизма саморазрушения. Я бы назвал эту ситуацию «гол в свои ворота». Да, как говорил комментатор Николай Озеров, такой хоккей нам не нужен.

Ошибки и недостатки бывали совершенно разной природы. Например, скорость принятия решений и прохождения информации. Когда-то это означало одно: чей курьер быстрей доскачет до нужного места с пакетом, та сторона и победит, но с веками все усложнилось: «Заранее никогда не было известно, приедет ли на очередное заседание ПБ Черненко или же проводить заседание будет второй секретарь Горбачев. И на деле происходило следующее: вдруг, неожиданно, буквально за полчаса до начала Михаилу Сергеевичу сообщали, что Генсек не приедет и председательствовать на ПБ придется ему, Горбачеву.

Это были очень сложные моменты. По собственному опыту знаю, как трудно проводить заседания Политбюро, Секретариата, как основательно надо к ним готовиться. Даже по одному, как говорится, «твоему» вопросу, включенному в повестку дня, нередко приходилось собирать рабочие совещания, консультироваться со специалистами, запасаться множеством статистических данных. А тут речь шла о компетентности сразу по всем вопросам повестки дня — вопросам весьма разным, но обязательно масштабным, ибо мелких проблем на заседания ПБ не выносили. Но на подготовку к проведению очередного заседания ПБ Черненко отводил Горбачеву всего лишь 30 минут. Да, это было действительно тяжелым испытанием для Михаила Сергеевича. А если учесть, что в том составе ПБ были люди, которые ждали его срыва…» [19. С. 46]. Тут уместно вспомнить, как Н. С. Хрущев создавал дефицит времени на принятие решений у своих подчиненных: «Рассылая членам Президиума записки, Хрущев требовал письменных заключений, давая для этого иногда лишь 40–45 минут. Никто из членов Президиума не мог составить за столь короткий срок письменных заключений» [2.102. С. 198, 2.103. С. 5–6]. Ничто не ново!

М. С. Горбачев так и не обрел достаточно властных прав, положенных второму человеку в партии. По установившейся традиции именно он вел Секретариат, а в отсутствие Генерального секретариата руководил заседаниями Политбюро. М. С. Горбачеву так и не дали этих прав официально, решением Политбюро. Был подготовлен проект решения, но против был Н. А. Тихонов. А. А. Громыко «подвесил» этот вопрос: давайте-де пока отложим, подумаем, вернемся позже. М. С. Горбачев был вторым не де-юре, а де-факто, нелегально. По вторникам он вел Секретариат, а по четвергам нервно ждал звонка [28. С. 57].

Спросим себя: возможно ли такое где-то в европейских странах или в Америке, где все процедуры расписаны и закреплены конституционно? Как вспоминает бывший премьер Н. И. Рыжков, «в то время всякий раз, идя на Политбюро, вечером накануне я получал документы по 100–200 страниц, которые не только осмыслить, но и прочесть за одну ночь было невозможно. Я не один раз говорил тогда Горбачеву: куда мы бежим, давай осмотримся, подождем, перестанем спешить накручивать один вопрос на другой, чтобы иметь возможность их осмыслить, да и силы и средства перестанем разбрасывать» [23. С. 30–31]. Итак, сначала М. С. Горбачев сам страдает от такой практики, потом, зная ее суть, ведет против других: члены Политбюро получили доклад (а это 150 страниц), с которым Генсек будет выступать в феврале 1986 г. на XXVII съезде, за 48 часов до принятия решения [2.104. С. 86].

А ведь скорость передани информации очень важна. Иногда это вопрос жизни или смерти. Считается, что в войну в целом неплохие и достаточно отважные японские летчики проигрывали американцам только потому, что в японском языке нет слов, которые могли бы быстро и адекватно описать ситуацию во время скоротечного воздушного боя. Английская разведка обладала такими базами данных, такими «домашними заготовками» и так хорошо организованными информационными потоками, что, получив утром сообщение о том, что руководитель немецкой разведки адмирал В. Канарис прибудет с визитом в Испанию, к вечеру уже имела детально проработанный план его уничтожения. После того как наш летчик Г. Н. Осипович в ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 г. в районе южной оконечности о. Сахалин сбил южнокорейский «Боинг-747» (бортовой номер КАЛ-007), американцы незамедлительно сняли фильм, который, снабжая необходимыми комментариями, показали в ООН [2.105. С. 7]. Советская сторона же должна была обсудить все на Политбюро, чтобы объяснить, кому, что и как говорить. И потому упустила время.

Политбюро могло работать идеально или близко к этому, руководствуясь имеющимися необходимыми разработками [2.25], но как могли допустить эти самые большие начальники, чтобы ими кто-то командовал?

В результате в верхних и без того немощных эшелонах власти царил хаос: «Наша система информационного обслуживания советского руководства по вопросам внешней политики была безнадежно устаревшей. Существовали четыре основных потока информации: один шел из МИД, второй — из КГБ (в основном материалы разведки), третий — из Министерства обороны (военная разведка) и четвертый — из отделов ЦК, где существовал Международный отдел, ведавший вопросами, связанными так или иначе с капиталистическим миром, и просто отдел ЦК, ориентированный на работу с соцстранами. Никакого четкого определенного разделения труда между этими ведомствами не существовало. Если к МИД в этом отношении претензии были вполне определенные — послы обязаны следить за всеми процессами, то информация КГБ могла касаться как внешней политики, так и внутренней — экономических, социальных, идеологических и иных вопросов. Нередко резиденты вторгались и в военно-стратегическую сферу, в вопросы строительства вооруженных сил иностранных государств, освещали не только политическую, но и военную сторону международных конфликтов. Одним словом, их информация становилась все шире по своей тематике, а сами задачи разведки превращались в необъятные.