Книга Антракт - Мейвис Чик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я могла точно определить, откуда прозвучал голос, проследив за направлением взглядов трех пар глаз моих спутников. Голос — низкий и с нотками удивления — зазвучал снова, очень близко от моего уха: небольшой язычок пламени лизнул несокрушимую ледяную глыбу.
— Вижу, ты опять пьешь…
— Апельсиновый сок, — невольно вырвалось у меня.
— С водкой?
Теплое дыхание бросало меня в дрожь, но недавно появившаяся на свет актриса не подавала вида. Определенно, в «Олдуич» пришла зима.
— Джоан, — голос матери донесся до меня из далекого реального мира, — ты не собираешься нас представить?
Они с отцом по-прежнему пристально смотрели мне через плечо и чувствовали себя все более неловко. Мать неуверенно пыталась улыбнуться, осторожно притрагиваясь к завиткам волос на виске. Отец просто выглядел озадаченным. Робин стоял разинув рот, и на его обычно простодушной физиономии читались две эмоции: удивление и интерес (лицо знакомое, но как же его имя?).
Я надеялась, что, если долго не двигаться с места, видение исчезнет, однако тщетно. Мне пришлось заставить себя смягчиться, сделать несколько движений, даже заговорить, — это непросто, когда в груди сосулька. Две попытки сглотнуть не увенчались успехом, а с третьего раза из горла вырвался хриплый звук. Рука поднялась для того, чтобы представить всех друг другу. Любые сомнения по поводу моего таланта как драматической актрисы развеялись, потому что в тот момент и началось настоящее представление.
— Конечно. — Хрип, хрип, еще один глоток. — Мама, отец. Это…
— Финбар Флинн, — внезапно вставил Робин, и его голос показался мне рокотом океана, хотя, возможно, это было вполне обычное восклицание, — актер.
Сильно покраснев, он повернулся к моим родителям:
— Известный актер, вы наверняка видели его по телевизору незадолго до Рождества!..
— Финбар Флинн, — повторила я слабым голосом, наконец вытянув руку так, чтобы произнести эти слова, не поворачивая головы.
Мои родители по-прежнему смотрели на него, не демонстрируя признаков узнавания. Вполне естественно.
А Робин в отличие от них выглядел чрезвычайно оживленным. На мое мимолетное удивление: «Откуда он может знать?» — тут же последовал ответ, потому что коллега возбужденно продолжал:
— «Дева и цыган»! По телевизору перед Рождеством! Неужто вы не смотрели?
Я застонала. Очевидно, «Пророк сексуальности» расправлял свои щупальца. Робин был очень возбужден. Мои родители покачали головами. Робин посмотрел на меня пристально, думаю, из-за моего стона.
— И кого ты играл? — раздался голос. Мой собственный голос.
— Ну конечно же, не деву, — ответил Финбар Флинн и рассмеялся. Все, кроме меня, расслабились.
— Вы действительно великолепно играли, — сказал Робин, уставившись на нового знакомого, как преданный пес.
Я продолжала пялиться прямо перед собой, но все же смогла опустить руку и прижать ее к себе. Родители выражали сожаление, что пропустили эту пьесу, Робин восторженно убеждал их не расстраиваться, потому что постановка настолько хороша, что ее просто обязаны повторить.
Я улыбалась, уставившись вдаль, время от времени кивала в пустоту, — пыталась сделать вид, что принимаю участие в беседе. Но думала только о том, что через какое-то время прозвенит звонок, и мы все сможем вернуться на наши места. Внезапно откуда-то сбоку в поле моего зрения появилось лицо Финбара Флинна: глаза, нос, рот — он был так близко, будто я, глаза в глаза, смотрела на отражение в зеркале. Его дыхание пахло мятой и было горячим, как небольшая паяльная лампа.
— Ты когда-нибудь ведешь себя нормально? — осведомился он.
Хлоп, треск, шлеп, щелк. Изображение — в норме, звук — в норме, автоматическая трансмиссия.
— Очень странно видеть актера среди зрителей в театре, — заявила я неожиданно для себя самой. — Примерно как священника среди прихожан в церкви.
— Послушай…
— Мистер Флинн, — обратился к нему Робин.
— Можешь звать меня Финбар.
— Финбар, выпьешь что-нибудь?
— Спасибо, правда, я даже не знаю, как тебя зовут…
Моя рука снова поднялась.
— Финбар Флинн, — произнесла я, наслаждаясь звучанием его имени, — а это Робин Карстоун.
Мужчины с неподдельной серьезностью пожали друг другу руки. Робин светился от счастья, Финбару удавалось одновременно выглядеть импозантно и скромно.
— А это мои родители…
— Мистер и миссис Герань, — произнес он. — Как поживаете?
Как ни странно, никто его не поправил.
Он одарил их улыбкой — она длилась ровно столько, сколько нужно, — и сказал:
— Спасибо, Робин. Я бы выпил creme de menthe[18]. Он очень полезен для горла.
— О, как здорово, — оживилась мама. — Его подают здесь? Думаю, я тоже попробовала бы…
Отец поступил разумно, выбрав более легкий путь. Он предложил:
— Я помогу тебе с напитками.
И с облегчением отошел от нас. Остались я, актер и моя мать.
Я знала, что должна заговорить. Понимала, что нужно сделать что-нибудь: например, изящно покачать головой, очаровательно и непринужденно улыбнуться знакомому. Но по непонятной причине, которая лишь немного была связана со смущением, я замерла, изо всех сил вглядываясь в бесконечность. Наконец, осознавая необходимость вымолвить хоть слово, я решилась, положившись в выборе темы на интуицию.
И, как обычно, она меня подвела.
Я надеялась, что прозвучит какой-нибудь разумный комментарий к первому действию или даже одна или две вполне уместные фразы о декоре буфета в стиле барокко. Но вместо этого брякнула:
— Этот напиток предпочитают проститутки, так ведь?
Естественно, эти слова совсем не порадовали мою мать и крайне позабавили Финбара Флинна. Ткнув меня в спину, он сообщил:
— Между прочим, я здесь.
Я обернулась к нему — безо всякого изящества, скорее, с ледяным скрипом. «Через минуту, — сказала я себе, — я посмотрю на него так, как нужно, но пока что взгляну на маму — мою союзницу». Мама выглядела очень недовольной — неудивительно, потому что замечание о проститутках все еще витало в воздухе, и мне пришлось тепло и ободряюще улыбаться, пока ее лицо не смягчилось. Затем мятная паяльная лампа снова приблизилась к моему уху, и он произнес мягким, берущим за душу голосом:
— О, моя Герань, губы улыбаются, а сердце?
Это произвело такое сильное впечатление на мои колени, что я решила не рисковать и стояла молча.
— Что ж, — произнесла мама, и я с ужасом расслышала в ее голосе нотки кокетства, — как же моя дочь познакомилась с таким знаменитым актером?