Книга Игра с огнем - Елена Гайворонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А это что? – стоявший в холле старенький телевизор был занавешен серой простыней. Когда Георгий Аркадьевич ее поднял, то увидел, что вместо экрана зияет громадная, как кратер вулкана выбоина.
Молоденький врач, дежуривший ночь, виновато переминался с ноги на ногу.
– Да это… Вчера вечером… «Куклы» им включил. Думал, весело… А Ивашкин из седьмой, как Марцевича увидел, стулом ка-ак даст! Откуда я знал…
– Должны знать, – мягкое лицо главврача сделалось суровым. – Это наша с вами работа, уважаемый. Думаете, я просто так передачи выбираю? Ну, где я теперь другой телевизор возьму? Денег-то не дали.
– Я свой с дачи привезу, правда, черно-белый.
– Везите, если не жалко. Вечерами здесь хоть волком вой. Люди же! И как там, наверху не понимают, – оседлала больную тему Георгий Аркадьевич, – я же не в свой карман средства выбиваю…
– Потому и не понимают, что не в свой, – заметил молодой врач.
– Ладно. Зайду к Ивашкину. Что это он развоевался?
В седьмой палате на кровати лежал молодой парень атлетического сложения, красивый той мужественной красотой, которая так нравится женщинам и телевизионщикам. Его глаза неотрывно глядели на вентиляционную решетку под потолком.
– Доброе утро, Саша, – проговорил Георгий Аркадьевич, присаживаясь на соседний стул.
Парень не шевелился, не отвечал.
– Чем же это тебе Марцевич не угодил? – осторожно спросил врач.
Парень подскочил, бешено завращав глазами. Схватив с тумбочки одноразовый стаканчик, смял в кулаке так, что захрустели пластиковые ребра.
– Сука он, Марцевич! Тварь продажная! Из-за него все! Я бы сам его лично к стенке… Или – башку на пень, и по ней топором, как бандюги вонючие – наших ребят…
Георгий Аркадьевич не торопил, не перебивал, молча ждал. Опыт подсказывал, что настала пора выговориться для нелюдимого ветерана чеченской войны, побывавшего в плену и чудом воротившегося домой. Однажды ночью он едва не зарезал собственного отца, приняв его за бандита.
– Думаете, они храбрецы? Джигиты? Брехня! Трусливые, вонючие шакалы! Они воевали за спинами своих баб и детей, стреляли по нам из-за юбок. А те потом плевали нам вслед. Мне не жаль их нисколько. Знаете, как я в плен попал? Пацан лет десяти к окопу подбежал и бросил гранату. Об этом не пишут, а я это сам видел. Как сержанту голову оторвало, а он еще стоял, дергая руками, а из шеи кровь хлестала. Потом он упал на меня, я закричал… Меня ударили сзади и уволокли.
Мы жаждали смерти. Это было бы избавлением. Они хуже фашистов. Издевались. Морили голодом, насиловали, отрезали органы и скармливали псам. Выкалывали глаза, сдирали скальпы… Требовали принять ислам… Один паренек, не выдержав пыток согласился. Но они его потом убили. Сказали, что слабак. Настала моя очередь. Я был готов. Я хотел умереть, как мужчина, пока меня не сломали. И вдруг все засуетились. Что-то происходило. Я не понимал. Утром эти вонючие твари пришли за мной и сказали, что решили меня помиловать, потому что один хороший человек из федералов привез им оружие и обмундирование. И показали новенькие «УЗИ»… Я не выдержал и спросил, на кой нашим их вооружать. Тот чеченец заржал, противно, как козел, тряся бородой, и ответил: «Нэфть. Дэньги. Идиет. Гляды». Он дал свой полевой бинокль и ткнул автоматом мне в спину, мол, смотри. Я глянул. Посреди гигантской свалки из камней, обломков домов и трупов, как в страшной фантастике про ядерные войны, посреди моря крови торчала целая и невредимая нефтяная вышка. Во мне вдруг что-то щелкнуло, и я перевел бинокль в другую сторону… Тот козел аж побелел то ли от злости, то ли от страха. Меня снова били, по голове, чтобы я забыл. И я сделал вид, что забыл. Но я помню. Я все видел и не забуду никогда: они стояли рядом. Разговаривали. Улыбались Шамиль Басаев и Артем Марцевич.
Парень иссяк так же внезапно, как и заговорил. Вновь откинулся на кровать.
– А ты пробовал кому-нибудь рассказать? – дрогнувшим голосом спросил врач.
– Конечно, – красивое волевое лицо исказила гримаса злобного отчаяния. – Но кто мне поверит? Кто он и кто я? Всего лишь чокнутый парень. А я чувствую: пахнет новой войной. Я слышу ее запах… Это не торфяники… Это горит нефть… Проклятая нефть Марцевича. Ради нее он всех нас потопит в крови…
Георгий Аркадьевич тихонько поднялся и вышел, попросив санитара сделать Ивашкину укол.
– Лекарства заканчиваются, – хмуро сказал тот. – Когда новые-то получим? Или выписывать всех будем?
– Не будем, – решительно сказал Георгий Аркадьевич. – Еще повоюем.
Около полудня у дверей бистро затормозил пыльный милицейский уазик. На этот раз капитан Щеглов и старлей Загоруйко не стали рассаживаться, а проследовали прямехонько на кухню. По пути круглолицый Загоруйко задержался у раздачи и, весело подмигнув Тамаре, строчившей на кассе, как Анка-пулеметчица, взял пару чизбургеров и четыре бутылки пива «Николай Синебрюхофф». Та покачала головой. Но ничего не сказала.
– Ты салата много в гарнир не клади, – напутствовал Марка дядя Вова, – Макарон побольше.
– Марк Ладынин? – ткнул пальцем капитан.
– Да, это я.
– Здорово ребята, – сказал дядя Вова, – чтой-то вы такие официальные?
– Тебя забирать пришли, – радостно отозвался Загоруйко. – Травишь народ своими макаронами.
– Пиво не урони, полисмен! – хмыкнул повар.
Капитан Щеглов метнул на коллегу грозный взгляд и тот, засопев, поспешно убрал с лица улыбку, изобразив доблестного офицера «при исполнении».
– Вчера около двадцати двух Вас видели входящим в свой дом с молодой женщиной, – отчеканил капитан.
Внимавший вполнаушника Вадим присвистнул и выключил плеер.
– За мной установлено наблюдение? – пробормотал Марк, покрывшись красными пятнами.
– Отвечайте на вопрос, – сдвинул брови капитан. – Вы провели ночь вместе?
– А почему я должен вам докладывать об этом?
– А потому, – веско выговорил капитан, – что сегодня утром уличную проститутку Ольгу Сафонову нашли в лесу, в пятистах метрах от вашего дома. Она была изнасилована и убита. Несколько проникающих ножевых ранений. – Он вытащил из нагрудного кармана несколько цветных фотографий и сунул Марку.
– Не надо, – прошептал он, отворачиваясь. Он слишком хорошо знал, что на них увидит: бескровное белое лицо с серыми губами и немым вопросом в застывших глазах…
Установилась звенящая тишина. В дверях замерла с полуоткрытым ртом Галина.
– Придется проехать с нами, – спрятав фотографии, сказал Щеглов.
– Но почему? Причем тут я? – выкрикнул Марк.
На тонких губах капитана заиграла презрительная усмешка.
– Вам напомнить, где и за что Вы провели последние двадцать лет?
– Но я ничего не делал!