Книга Воитель - Маргарет Мэллори

В детстве Мойра и Коннор были совершенно разными. Она, не задумываясь, бросалась куда угодно, руководствуясь только зовом сердца, а Коннор все тщательно обдумывал. Но трудная жизнь с Шоном научила Мойру быть осторожной и, подобно брату, все просчитывать, не делая опрометчивых шагов.

Мойра не могла помочь Элизе завоевать Коннора, но в замке было много достойных мужчин, отважных воинов. У Элизы было бледное, но симпатичное лицо, и ей просто не следовало носить тусклые цвета и бесформенные платья, которые только скрывали ее изящную фигуру.

Намереваясь дать Элизе несколько полезных советов, Мойра потянула ее к большому зеркалу – подарку, который отец привез ей из Эдинбурга.

– Господи, помилуй! – воскликнула Мойра, увидев в зеркале собственное отражение. – Ты только взгляни на меня!

– Лицо все еще болит? – спросила Элиза, сведя вместе тонкие брови.

– Болит? Оно отвратительно выглядит! – Ее лицо представляло собой беспорядочную смесь синяков всех цветов от лилового до тошнотворного зеленовато-желтого, а платье выглядело еще страшнее, чем она себе представляла.

Мойра с глухим стоном плюхнулась на ближайшую скамью. О, прежде она, должно быть, выглядела еще хуже, и Мойра подумала обо всех тех часах, которые провела с Дунканом, – в первую очередь о часах в постели, днем, когда было светло. Как же он выдержал все это?

Мойра в общем-то знала, что она красива. Мужчины хотели ее с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, поэтому она хорошо понимала, что их притягивает к ней ее красота.

Но Дункан и сейчас хотел ее, несмотря на ее вызывающий отвращение вид. И честно говоря, никто никогда не заставлял ее чувствовать себя более красивой – даже сам Дункан в то время, когда ей было семнадцать и она расцвела как никогда. Мойра была тронута его рыцарским отношением, но означало ли оно, что Дункан действительно любит ее?

Мойра не была в этом уверена, и ей внезапно захотелось увидеть Дункана. Ей казалось, что прошло много часов с тех пор, как она стояла рядом с ним в лодке.

– Ну, вот и твоя ванна. – Элиза рукой указала на слуг, несших ванну и ведра с горячей водой. – Прежде чем уйти, я достану несколько твоих старых платьев, чтобы ты примерила.

Быстро приняв ванну, Мойра с помощью служанок надела свое старое бархатное платье темно-синего цвета, подходившего к ее глазам. Не увидев Дункана в зале, она вышла во внутренний двор, надеясь найти его там, но вместо него встретила Коннора.

– Ты выглядишь уже лучше, – улыбнулся ей Коннор и поцеловал в щеку. – Есть определенный прогресс.

– Где Дункан?

– Ушел домой.

– В дом матери? – Они всегда называли его домом, хотя это было просто некое сооружение из двух комнат у внешней стены замка.

– Нет, там теперь живет Элиза. Дункан часто спит в зале вместе со всеми, но у него есть и собственный дом.

– Где?

Коннор указал на белый дом, с трудом различимый на вершине холма позади замка.

– Дункан говорит, что оттуда может на большом расстоянии увидеть любого, кто приближается к Данскейту, но я понимаю, что ему просто нужно место, где есть возможность побыть одному. Он это очень ценит.

– Оттуда, наверное, чудесный вид. Хотелось бы посмотреть. Пожалуй, я нанесу Дункану короткий визит. Как ты считаешь?

– Зачем? – Коннор пристально посмотрел на сестру. – Между вами есть что-то, о чем мне следует знать?

– Конечно, нет. – Их отношения Коннора не касались.

– Тебе лучше подождать, пока он пригласит тебя.

– С какой стати? – рассмеялась Мойра.

– Дункан любит уединение. Ты должна…

– Он будет счастлив видеть меня. – Уходя, Мойра, чувствуя себя прежней, через плечо подмигнула брату.

Дункан открыл дверь в свой дом. Он гордился, что у него есть собственный дом – место, принадлежащее только ему. Он заново побелил его и отремонтировал, а сестра посадила у дверей шиповник, который летом пышно расцветал.

Но сейчас, стоя на пороге, он смотрел на дом другими глазами – ее глазами – и видел, что это просто убогий домишко из двух комнат. Большую комнату с очагом, в которой располагались два кресла и маленький стол, Элиза называла уютной, но теперь он видел, что она просто крохотная. Как же тут жить?

Усевшись в одно из кресел, Дункан спрятал лицо в ладонях. До чего же он глуп. Мойра всю жизнь прожила хозяйкой роскошных замков, так что можно даже не просить ее жить с ним здесь. Только одни ее платья займут всю вторую комнату.

– Дункан, ты дома? – раздался голос из другой комнаты, и Дункан, вздрогнув, обернулся.

Какого черта делает здесь Рона?

Глава 21

Дункан не успел остановить ее, и Рона, молнией пролетев через комнату, бросилась к нему. Однако он убрал ее руки со своей шеи и поставил ее на ноги.

– Ты сказала, что, когда я вернусь, тебя здесь не будет.

– Женщина может передумать, – Рона наклонила голову набок, – а умный мужчина не станет ни о чем напоминать ей. Разве не так?

Она потянулась, чтобы пальцами погладить его по щеке, но Дункан поймал ее руку.

– Между нами все кончено. Сама жизнь так распорядилась.

– Кончено? – От удивления Рона широко раскрыла глаза.

– Все закончилось еще до того, как я уехал.

– Ладно, попробую простить тебя. – Она взглянула на него из-под ресниц и загадочно улыбнулась. – Я знаю, как ты можешь получить прощение.

– Я хочу, чтобы ты ушла, – сказал Дункан. – Прямо сейчас.

– Ты так не думаешь. – Она растерянно улыбнулась ему.

Дункан молчал, но потом решил, что следует сказать прямо:

– Мойра здесь.

– Мойра? – визгливо выкрикнула Рона ее имя и прищурилась, так что ее глаза превратились в узкие щелочки. – Мне следовало помнить. Ты всегда был без ума от нее.

Верно, но обсуждать это не имело смысла. Время все расставило по своим местам.

– И что, маленькая принцесса, как и прежде, позволила тебе доставить ей удовольствие в постели? Мойра считает, что это все, на что ты годишься. Она не желает, чтобы ее видели с тобой при свете дня.

– Перестань, – отмахнулся от нее Дункан.

– Не нравится слушать правду? – С горящими огнем глазами Рона ткнула его пальцем в грудь. – Мойра никогда не считала, что ты достаточно хорош для нее.

– Если у меня в доме есть какие-то твои вещи, забери их сейчас. Ты больше сюда не вернешься.

Рона не сдвинулась с места, и Дункан, сняв с крючка на стене большую холщовую сумку, начал бросать в нее всякую всячину, которую она держала в его доме и которую он прежде на самом деле почти не замечал.