Книга Минута после полуночи - Лиза Марич

Вопрос Дубова озадачил: неужели она ревнует? Поэтому доктор ответил несколько патетически:

— Обещаю, что после женитьбы все эти истории останутся в прошлом. Я не подам вам никакого повода для беспокойства.

— Благодарю. Вам известно, что мои родные не могут дать за мной никакого приданого?

Дубов смутился. Странно, когда девятнадцатилетняя девушка спокойно говорит о столь деликатных вещах. Такие вопросы должны обсуждаться без ее участия.

— Мне неприятно, что вы об этом заговорили. Подобные пустяки не должны вас тревожить. С приданым или без приданого вы мне одинаково дороги.

— Очень благородно с вашей стороны, — заметила Катя бесстрастно. — Если позволите, еще два вопроса. Вы знаете, что я выступаю на сцене?

Дубов вздохнул. Нет, с ней определенно не соскучишься. Почему-то он считал, что этой темы Катя не коснется ни за что и никогда.

— Мне это известно.

— Позволите ли вы мне выступать после замужества?

Дубов покосился на Катю. Шутит она, что ли?

— Вы сможете доставлять удовольствие нашим гостям. Я буду гордиться вашим талантом.

— Значит, я буду петь только в гостиной, — уточнила Катя. — Дорога на сцену после замужества будет для меня закрыта?

— Да как же иначе?! — не сдержался Дубов. — Подумайте сами: разве сцена — это подходящее место для приличной замужней женщины?!

Катя встала с кресла и произнесла спокойным, не изменившимся голосом:

— Дмитрий Данилович, благодарю вас за оказанную честь, но я не могу принять вашего предложения.

— Что? — переспросил Дубов.

— Я говорю, что не выйду за вас замуж, — объяснила Катя. Подумала и добавила: — Ни за что на свете.

С этими словами она сделала гостю реверанс и покинула гостиную. Дубов снова опустился в кресло, не сводя глаз с закрывшейся двери. Внутри царила полная пустота — ни мыслей, ни чувств.

В комнату стремительно вошла генеральша.

— Могу я вас поздравить?

Дубов взъерошил волосы. Проглотил комок, застрявший в горле и тихо ответил:

— Не можете.

— Что вы сказали? — переспросила генеральша, усаживаясь в кресло, где минуту назад сидела Катя.

Дубов собрал последние силы:

— Я сказал, что Екатерина Петровна мне отказала.

— Отказала? — переспросила генеральша, не переставая улыбаться.

Только привычка держать себя в руках не позволила доктору заорать во все горло: «Да, да, отказала! Сколько можно повторять!» Вместо этого Дубов поднялся, отвесил хозяйке дома механический поклон и нетвердой походкой покинул комнату. Генеральша услышала, как открылась и снова захлопнулась входная дверь.

— Отказала, — повторила она вслух, прислушиваясь к своему голосу. Он звучал, словно чужой. — Отказала.

Вошел генерал, буркнул, не глядя на жену:

— Надеюсь, ты довольна?

Елизавета Прокофьевна уставилась на мужа.

— Что тебе сказал Дмитрий Данилович?

— Ничего. Сел в коляску и уехал. Видимо, совсем потерял голову от радости.

— Катя ему отказала.

Генерал замер. Его бледные щеки окрасил легкий румянец, а твердо стиснутые губы разжались. Елизавете Прокофьевне показалось, что он с трудом сдерживает радостную улыбку.

— Что ж, отказала, значит, отказала. И говорить больше не о чем.

Генеральша встала.

— Александр, я требую, чтобы эта девушка покинула мой дом. — Она подумала и добавила: — Немедленно.

— Лиза, ты в своем уме?

— Не знаю. Но я хочу, я требую, чтобы она ушла.

— Куда?!

— Куда угодно. Мне все равно.

Генерал дотронулся до ее руки.

— Лиза, ты устала. Тебе нужно хорошенько выспаться.

— Я не засну, пока она находится в моем доме. Увези ее, Александр. Отправь обратно, к матери.

— Подумай, что скажут наши знакомые?! — пустил в ход генерал обычно неотразимый козырь.

— Мне все равно, — твердо ответила Елизавета Прокофьевна. — Пускай говорят все что угодно. Уведи ее из моего дома. Сними номер в гостинице, найди ей квартиру… В общем, придумай, что-нибудь!

Лицо мужа внезапно приобрело незнакомое холодное выражение.

— Прости, Лиза, но это еще и мой дом. Я не допущу, чтобы девушка, за которую я отвечаю, покинула его таким скандальным образом. В чем ее вина? В том, что она отказала человеку с дурной репутацией?

Генеральша, задыхаясь, рванула с шеи жемчужное ожерелье, и крупные перламутровые бусины покатились по ковру. Генерал отчаянно затряс колокольчиком, вызывая горничную. Вбежала бледная Даша, доложила, вытаращив испуганные глаза:

— Наталия Александровна пропала!

— Что?! — вскрикнул генерал. — Как это пропала?

— Вышла за ворота, сказала, прогуляюсь до угла, и до сих пор не вернулась!

Елизавета Прокофьевна пошатнулась, но удержалась на ногах. Оттолкнула протянутую руку мужа, оперлась на плечо горничной и потащилась на второй этаж.

В комнате дочери царил полный разгром. Гардероб раскрыт, вещи валяются на полу, шкатулка, в которой Лили хранила свои безделушки, пуста. На подушке сиротливо лежал сложенный клочок бумаги. Генеральша развернула его, пробежала глазами и выронила бумагу.

— Что? Что? — испуганно спросил генерал, подхватывая жену под руку.

Елизавета Прокофьевна молчала. Ее круглое лицо заливала сине-багровая краска.

— Что происходит? — спросила Катя с порога комнаты. — Где Лили?

Елизавета Прокофьевна собрала все силы, подошла к Кате, размахнулась и влепила воспитаннице оглушительную пощечину.

— Лиза! — вскрикнул генерал.

— Это все ты, — прошептала она, не спуская с воспитанницы налитых кровью глаз. Пошатнулась и грузно упала на ковер.

— Быстро за доктором! — закричал генерал.

Даша суетилась вокруг хозяйки, пытаясь ослабить шнуровку. Генерал метался по комнате, а Катя стояла на прежнем месте, глядя в сине-багровое лицо благодетельницы. На ее щеке медленно проступали длинные красные полосы.

За неделю, которую Красовский провел в больнице…

За неделю, которую Красовский провел в больнице, театр словно вымер. Дверь костюмеров почти всегда была заперта, осветитель приходил утром, чтобы включить софиты на сцене, и вечером, чтобы их выключить. Наполовину собранные декорации громоздились за кулисами и покрывались пылью. Уборщица свела свои посещения к минимуму. И только два охранника по-прежнему просиживали целый день перед мониторами, уныло и добросовестно.