Книга Проделки Купидона - Валери Кинг

Александра смотрела вслед маркизу, озадаченная его странным поведением. Затем поглядела на Психею, надеясь, что та сможет объяснить ей непонятные речи отца, но Психея лишь беспомощно пожала плечами. Доктор сказал Александре, что повышенный аппетит у нее от слабости и ей нужен покой. Но отец ворвался к ней в таком состоянии, которое совсем не соответствовало этому диагнозу.

Внезапно ей пришло в голову, что он обвинял ее в чем-то не таком невинном, как поцелуй. Чем больше она над этим думала, тем яснее понимала, что отец был убежден в том, что виконт поступил с ней, как мужчина не должен поступать с порядочной девушкой. Краска бросилась ей в лицо. Неужели отец подумал, что она… Боже, Александра Даже не могла выразить эту мысль словами!

Если доктор каким-то образом внушил ему это, значит, отец намеревался сейчас – о, какой Ужас! – вынудить Лонстона сделать из нее честную женщину. А Лонстон и знать ничего не знает! И что он только подумает об Александре, когда услышит от ее отца, что она… она ждет ребенка!

Не медля ни минуты, она бросилась в спальню матери. По дороге ей пришло в голову другое, вполне разумное объяснение, почему отец мог впасть в такое заблуждение. Доктор, наверное, говорил о ее матери!

Подойдя к спальне, Александра тихонько постучала. Услышав голос матери, она открыла дверь и по радостной улыбке и сияющему виду маркизы сразу поняла, что была права. Леди Брэндрейт стояла у окна, и сладкие слезы струились по ее лицу. Глядя сейчас на мать, Александра вдруг заметила, насколько та пополнела.

– Это правда? – прошептала она.

Леди Брэндрейт кивнула, прижимая к глазам обшитый кружевом платок.

– Я всегда желала иметь дюжину детей, Аликс. Ну, может быть, не всегда, но с тех пор, как вышла замуж за твоего отца. Я никак не ожидала этого, и, моя милая девочка, я боюсь!

Александра обняла мать, не зная, что сказать, но внутренне разделяя ее опасения.

– Мне и в голову не приходило, что я беременна. Я думала, что мое время прошло. Но я так хочу сына! – И она снова заплакала.

Хотя мать никогда об этом не говорила, но Александра знала: ее мучила мысль, что она не исполнила свой главный долг – не дала мужу наследника.

– Но папе это все равно, – сказала она, пытаясь успокоить мать.

– Я знаю, поэтому-то мне так и тяжело. Он любит дочерей и ни разу не упрекнул меня. О, если бы тебе достался такой муж!

Это слово произвело отрезвляющий эффект на Александру, и она вспомнила, зачем пришла.

– Мама, – начала она, и от страха у нее перехватило дыхание, – по-моему, папа не понял доктора. Он знает о твоем положении?

– Доктор обещал сказать ему.

– Вероятно, произошла ошибка, потому что папа пришел ко мне и обвинил меня и Лонсто-на… – Девушка запнулась. – Я сказала ему, что доктор прописал мне покой. Папа разъярился и начал спрашивать меня про Лонстона, и я вспомнила прошлое лето, то есть, позапрошлое, а он понял так, что всего несколько месяцев назад… Мама, он поехал к Лонстону, чтобы требовать от него объяснений! А Лонстон ничего такого не делал, он меня только поцеловал. Пожалуйста, не падай в обморок. Побереги себя!

Леди Брэндрейт хохотала и никак не могла остановиться.

– Он, наверное, спросил доктора о тебе, – сказала она, вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха. – А доктор сказал, что ты в положении, имея в виду меня. Но папа, который видел, как вы целовались всего несколько часов назад… – На лице ее выразился ужас. – Он убьет Лонстона!

Схватив с постели шаль, леди Брэндрейт бросилась к двери.

– Мы должны его остановить!

10.

Лонстон только что принял ванну и собирался переодеться к ужину, когда ему доложили, что его желает видеть лорд Брэндрейт. Было уже почти пять часов. Как и многие лондонцы, поселившиеся в провинции, он усвоил привычку ужинать раньше, и ему этот обычай пришелся по вкусу. Поэтому он только успел принять ванну, когда узнал о неожиданном приезде маркиза. Дворецкий сообщил, что лицо гостя было в красных пятнах, вызванных скорее раздражением, чем осенней прохладой. Что бы это могло значить?

Прошло добрых полчаса, пока виконт сошел вниз в черном сюртуке, шелковом жилете в черную и бордовую полоску, темно-серых брюках и бордовом шелковом галстуке, завязанном бантом.

Он нашел маркиза в зеленой гостиной, служившей ему кабинетом. Гостиная находилась в конце галереи, как раз за узенькой лестницей, ведущей в первый этаж. В гостиной горел камин и стоял полумрак. Последние лучи заходящего солнца падали на бархатные занавеси на окнах.

Остановившись в дверях, Лонстон остолбенел при виде своего гостя. Лорд Брэндрейт с каменным лицом сидел в кресле у камина. На коленях у него лежала рапира, одна из двух, украшавших стену над камином.

Лонстон мог объяснить это странное обстоятельство простым любопытством со стороны маркиза, поскольку оружие было старинное. Труднее было объяснить, почему лорд Брэндрейт скинул свои темно-зеленый сюртук и смотрел на виконта с таким выражением, словно был готов немедленно пронзить его насквозь.

Когда Лонстон вошел, Брэндрейт встал – ростом он был не выше виконта – и отступил на шаг к письменному столу красного дерева.

– Что это значит, милорд? – спросил Лонстон, увидев, как искусно маркиз сделал выпад. – Должен ли я понять, что вы имеете что-то против меня?

Он отошел к камину, и Брэндрейт последовал за ним.

Лонстон вспомнил о Виктории и Джулии, вспомнил все те глупости, что они болтали о своем увлечении. Впрочем, он сильно сомневался, чтобы девицы могли сообщить своему родителю нечто такое, от чего тот мог бы прийти в такое возбуждение.

– Вы отлично знаете, что сделали, негодяй! – воскликнул Брэндрейт с таким ожесточением, что Лонстон попятился.

– Не представляю себе, чем я мог заслужить ваш гнев.

– Берите рапиру! – крикнул Брэндрейт, развивая оружием.

– И не подумаю, – отвечал твердо Лонстон, отступая на всякий случай к камину.

Обойдя стол, Брэндрейт бросился на Лонстона и кольнул его в руку. Клинок легко прошел сквозь рукав и белое полотно рубашки. Лонстон ощутил легкое жжение, и темное пятно расплылось по его рукаву.

– Черт, – пробормотал виконт, сам приходя в ярость от этого внезапного нападения. – Вы меня ранили! Хотя я и не знаю, в чем дело, но такого не потерплю ни от кого!

Он проворно сорвал со стены вторую рапиру и занял позицию напротив маркиза.

– Мерзавец, – проворчал Брэндрейт, тесня своего противника к окнам. Кончик его рапиры уперся в гранит стены. Еще немного, и он бы сломался. – Разве вы не целовали сегодня утром мою дочь?

Лонстон открыл рот и снова закрыл. Ну конечно, он ее целовал!

– Не стану отрицать, – сказал он. – Так вы хотите, чтобы за украденный поцелуй я расплатился жизнью?