Книга Нежная лилия - Кимберли Кейтс

— Я не обвиняю его. Просто говорю, что, возможно, он имел какое-то отношение к тому, что здесь произошло.

— Ошибаешься! Ты и понятия не имеешь о том, что он за человек!

Кэтлин вглядывалась в его лицо — лицо человека, у которого из-под ног уходит земля.

— Зато я знаю, что именно он приказал тебе убить меня. И теперь я достаточно знаю тебя, Нилл. Если бы ты выполнил его приказ, то воспоминание об этом преследовало бы тебя до могилы!

— Воин обязан выполнить приказ, Кэтлин. Ты ведь понятия не имеешь о том, что иной раз происходит в сражении. И тот, кто выходит на поле битвы с оружием в руках, должен выбросить из головы и жалость, и сострадание, иначе он просто сойдет с ума.

— Да, но ведь той ночью в лесу речь не шла о сражении, там все по-другому: ты защищаешь свою жизнь, твой противник — свою. У вас обоих в руках мечи. Но я-то была беспомощна, Нилл, и не сделала никому никакого зла.

— Но проклятие друида… — пролепетал Нилл, и Кэтлин поняла, что он снова пытается прикрыться тем, во что привык верить с самого детства.

— Если бы ты выполнил приказ, если бы убил меня, как велел Конн, то до конца жизни не смог бы этого забыть, Нилл. А что до незапятнанного имени, ради которого ты совершил столько подвигов, то оно было бы куплено ценой моей крови. И каждый раз, когда ты слышал бы его, то вспоминал бы о том, что на твоих руках — моя кровь. Нынешнее имя напоминает тебе о бесчестье отца, а новое говорило бы о твоем собственном!

Кровь отхлынула от лица Нилла, и Кэтлин догадалась, что жестокая правда ее слов глубоко проникла в его сердце. Ей тяжело было думать о том, что она вынуждена причинить ему боль, и все же он должен услышать ее. Сделав над собой усилие, она продолжала:

— Нилл, если я, проведя с тобой всего несколько дней, знаю, как ты будешь страдать, неужели же человек, который вырастил тебя как собственного сына, не догадывался об этом?

Нилл отшатнулся. Слова эти настолько ошеломили его, что Кэтлин почти пожалела, что позволила им сорваться с языка. Ведь ему и так немало пришлось перенести: жгучий стыд из-за того, что сестра и мать чуть ли не умирают с голоду, горечь оттого, что все — уважение, почет, слава, честное имя, — все, ради чего он боролся столько лет, теперь потеряно навеки.

— Больше я не желаю говорить на эту тему! — прорычал Нилл, поворачиваясь, чтобы уйти. Уже на пороге он обернулся: — Но прежде чем уехать из замка на всю ночь, хочу сделать тебе еще одно, последнее, предупреждение.

— О чем ты?

— Я требую, чтобы, пока мы здесь, ты и носа никуда не высовывала. Чтобы ни одна живая душа, кроме матери, Фионы и меня, тебя не видела. Говорю тебе, Кэтлин, — ни один человек, хоть раз увидев твое лицо, не забудет его до своего смертного часа.

— Но ты же сам не сидишь здесь, правда? Ах да, конечно, ты же такой могучий и неустрашимый воин!

— Предполагается, что я и должен быть в этих местах, совершая свой последний подвиг. Никому и в голову не придет заподозрить, что тут что-то не так. А вот если увидят тебя, несчастья не миновать!

— Да откуда им знать, кто я такая?! — фыркнула Кэтлин. — В Ирландии тысячи девушек с такими же черными волосами, как у меня!

— Но у них нет такого лица, способного свести с ума любого мужчину! Воины Конна тут же догадаются, кто ты такая!

«Он считает меня красивой!» — с внезапно заколотившимся сердцем подумала Кэтлин. Но Нилл произнес эти слова с такой яростью в голосе, словно красота ее была проклятием.

— Нилл, не говори чепухи.

— Если ты будешь сидеть тихо, может, Конн и поверит в то, что тебя уже нет в живых. Я отправил ему письмо и написал, что исполнил его приказ!

Он осмелился солгать тану?! Кэтлин содрогнулась, вдруг сообразив, чего это, должно быть, ему стоило.

— Нилл… — начала она и замолчала, зная, что никакие слова не в силах смягчить ту боль, которая раздирала сейчас его сердце.

Что-то вдруг вспыхнуло в его глазах — должно быть, он сообразил, что Кэтлин жалеет его, и от этого ему стало еще больнее.

— Делай, как я сказал, — бросил он, взбешенный, потому что ей удалось нащупать его слабое место. — Если кто-то увидит тебя, одному Богу известно, какие беды свалятся тогда на наши головы. Да, и вот еще что. Немедленно прекрати наводить тут порядок. Считай, что это приказ.

Никто до сих пор еще не смел приказывать ей, что делать! Может, конечно, в запальчивости она и сказала то, чего не стоило говорить, но ведь это была чистая правда!

Щеки Кэтлин заалели от гнева и возмущения.

— Почему?

— Потому что все это пустая затея. Как только я смогу все устроить, сразу же заставлю мать и Фиону уехать из Дэйра навсегда. Придется сделать небольшой крюк, чтобы отвезти их обеих к моему дяде.

Кэтлин от удивления даже приоткрыла рот.

— Не могу представить себе, чтобы твоя мать согласилась уехать отсюда! Это сведет ее с ума! А что до Фионы, так она, по-моему, скорее умрет, чем переступит границу ваших владений!

— Может, она так и думает, но будь я проклят, если позволю ей уморить себя из-за ее ослиного упрямства! Разве ты не понимаешь, что одним им тут не выжить? А у меня просто нет времени устроить все так, чтобы они могли нормально жить!

— Но Фиона говорила о корове. Может…

— Будь она трижды проклята, эта самая корова! Да, да, и моя тупоголовая сестрица вместе с ней! Неужели же ни одна из вас не понимает — у нас нет времени! И если я не ошибся в Конне, то прежде, чем на небе снова появится полная луна, он уже заподозрит неладное. Он гораздо умнее, чем вы обе думаете! Ему известно, что всю жизнь я боролся за то, чтобы вернуть себе славное имя. И раз уж я не приехал в Гленфлуирс для того, чтобы получить его из рук Конна, значит, тут что-то не так. Он может послать своих людей разыскивать меня. И если они вдруг обнаружат нас здесь, знаешь, что тогда будет?

Кэтлин содрогнулась от ужаса.

— Я не дура! И не настолько наивна, чтобы не догадываться об этом!

— Ты так думаешь? Нет, уж поверь мне, моя дорогая! Тебя оберегали, о тебе заботились, и ты даже вообразить себе не можешь, какой будет его месть! Что они могут сделать с моей упрямицей сестрой, с моей матерью даже в ее нынешнем состоянии! Да и с тобой, моя Прекрасная Лилия! В особенности с тобой!

Кровь у Кэтлин заледенела.

— Нет, — прошептала она, — я не могу в это поверить!

— А я думал, ты веришь мне.

Горечь в его голосе заставила Кэтлин нахмуриться.

— Если когда-нибудь прежде вы верили мне, леди, то поверьте и на этот раз. — Глаза Нилла сузились. — На свете есть вещи похуже, чем быстрая смерть от удара меча! А если один из них — хотя бы один! — на минуту заподозрит, что я чувствую к тебе… — Губы его вдруг побелели, словно от боли. Кэтлин растерянно заморгала, но Нилл уже отвернулся, чтобы не выдать себя.