Книга Конец Рублевки - Оксана НеРобкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если тебя заинтересует жизнь в моем снежном королевстве, я буду только рад, – то ли шутя, то ли серьезно ответил Сашка (и сам не разобрал).
Летова почувствовала: флирт балансирует на опасной грани. Необходимо вернуться в русло ненавязчивой беседы.
– Значит так, – постановила она. – Я пострадавшая, поэтому ты временно побудешь моим шофером.
– Куда прикажешь?
– Ты же не был на Красной площади? Поедем туда. Я буду указывать дорогу.
Марина слизнула с пальцев сладкий кетчуп и откусила от булочки с горячей сосиской. Раньше она представить не могла, что когда-то будет с аппетитом поглощать пищу, приготовленную в антисанитарных условиях передвижного бистро. А когда Агеев предложил перекусить фаст-фудом, не отказалась. И в данный момент получала невыразимое удовольствие от поедания хот-дога на лужайке под стенами Кремля. Пару раз звонил Тимур, но беседовать с ним не хотелось. Отключила в сотовом телефоне звук.
Сашка глядел на умиротворенное лицо спутницы и размышлял, что будет тревожиться, когда сядет в самолет и оставит ее одну после недавнего происшествия. Беспокойство за девушку мешало расслабиться и насладиться окружающей живописной картиной. Здесь, на вершине Боровицкого холма, где некогда зародился великий город, урбанистические мотивы были почти лишены агрессии. Зубчатые стены из темно-красного кирпича возвышались непоколебимой громадой; от них веяло стариной и загадками. В парке отдыхало множество людей: кто-то неспешно бродил по дорожкам под тенью раскидистых деревьев, кто-то валялся на газоне, философствуя в компании друзей. Никто никуда не торопился. Каждый проникся тягучей атмосферой Истории. «В общем, Москва не так уж безнадежна», – подумал парень. Однозначно, имелось в ней свое очарование.
– Сто лет так не хипповала, – Летова встала, отряхнула прилипшие к юбке травинки. – А знаешь, когда я еще училась в институте, сердцем столицы мне казался вовсе не Кремль, а музыканты в переходах центральных станций метро.
Недоуменно улыбнулся:
– Дедушки, играющие на расстроенной гармошке, или студенты, фальшивящие под гитару?
– Не совсем. Я имею в виду профессиональных артистов. Пойдем, покажу тебе, – потянула его за рукав.
Они спустились в подземный переход на станцию «Площадь революции». Откуда-то издалека доносились звуки оркестра. Сперва Агеев подумал, что мелодия льется из стерео-системы в киоске по продаже компакт-дисков и DVD. Однако звучание было таким мощным и чистым, как при живом исполнении в концертном зале. Впереди толпился народ. Источник музыки находился совсем рядом. Они прошли еще несколько метров. Сашка застыл на месте. У стены расположились восемь человек, одетых в смокинги. Скрипки, контрабас, альт, виолончель и арфа затихли на мгновение, будто перевести дыхание, и обрушили на пешеходов новый звуковой удар.
Порывистый ветер засвистел, закружился бешеным псом, измученным блохами и голодом. Вонзил зубы в мягкую морскую плоть, погнал к берегу испуганные волны, предрекая им неминуемую гибель на острых скалах. Небо рыдало от жалости и сочувствия, словно отец, наблюдающий за страданиями распятого сына. Но не могло утихомирить собственную ярость, столь долго копившуюся с одной только целью: вырваться однажды наружу беспощадным штормом, чтобы вернуть к жизни засыхающую планету. С первых же нот Сашка узнал «Летнюю грозу» Вивальди.
Едва мелодия оборвалась, захлопал в ладоши. Прохожие удивленно посмотрели на восторженного слушателя и последовали его примеру. Артисты благодарно склонили головы. В раскрытый футляр от скрипки посыпались монеты и бумажные купюры.
– Постоим еще немного?
Марина улыбнулась и кивнула. Приятно, что сумела порадовать Агеева, хоть как-то отплатив ему за свое спасение. Она вспомнила матовое лезвие ножа, занесенного над ее грудью. Тогда она подумала, что должно быть, видит глупый сон. Если бы не подоспевшая помощь, сон обернулся бы реальными похоронами. Летова сглотнула подступивший к горлу комок и заставила себя на какое-то время заблокировать переживания.
Музыканты исполнили еще три известных композиции, и далее репертуар повторился. Сашка бросил в футляр денег и повернулся к даме:
– Пойдем?
…Близилась ночь, но на улице было светло, как в ясный день. Разноцветные огни фонарей, гирлянд, витрин и автомобильных фар поднимались над мостовыми сияющим куполом. Темнота – недоступная для большого города роскошь.
– Тебе уже, видимо, надо в отель, вещи собирать?
Парню не стоило намекать дважды:
– Да, ты права. Если хочешь, могу довезти тебя до дома, а потом помчусь в гостиницу.
Марина хотела.
Сашка вел машину уверенно. Летова вдруг подумала, что рядом с ним чувствует себя в безопасности. Она украдкой посмотрела на водителя. Тот выглядел одновременно и взрослым, опытным мужчиной и впечатлительным юнцом. Странное сочетание противоречащих друг другу характеристик. Сколько ему лет?
– Сколько тебе лет? – спросила, поразившись собственной прямоте.
– Двадцать четыре.
– Шутишь? – она была готова услышать что угодно. Но цифра 24 сразила наповал. Он же еще ребенок!
– Мало?
– Неожиданно.
Агеев заметил ее разочарование. Хм. Он никогда не считал свой возраст недостатком. Встречался с женщинами гораздо старше, и ни одна не выражала недовольство по поводу юных лет кавалера. Реакция Марины была, по меньшей мере, удивительной. Они же прекрасно ладили. Неужели знание того, что он несколько младше, чем предполагалось, сведет на «нет» интерес продолжать общение?
– На светофоре направо, и через сто метров поворот во двор, – уточнила пассажирка. Шофер повиновался.
– Припаркуйся здесь, – указала на свободное место между гаражами. – Вот и мой дом.
Сашка проводил спутницу до подъезда. Они стояли друг напротив друга, не зная, что сказать.
– Ну, спасибо, что ли, – Летова не придумала ничего умнее.
– Тебе тоже спасибо.
– Ты голоден?
Парень пожал плечами:
– Немного. Куплю по дороге пирожок.
Марина не собиралась этого делать. Нет, не собиралась. Но сделала:
– Пошли ко мне в гости. Не возражаешь, если мы поднимемся на 14-ый этаж пешком?
– Ратуешь за спортивный образ жизни? Поддерживаю.
– Как ты меня сразу раскусил! Обычно люди связывают мое нежелание кататься в лифте с клаустрофобией.
– Боязнь закрытого лифта, разве ж это клаустрофобия? Вот мы давеча Акакия Назарыча битый час в гроб укладывали, вот это у человека клаустрофобия! – пошутил Агеев.
– Черным юмором балуетесь, батенька?
В прихожей пахло легкими духами с нотками цитрусовых. Хозяйка проследовала на кухню, включила тусклую подсветку на встроенном шкафчике. Указала гостю на плетеную табуретку: