Книга Хозяин черной башни - Барбара Майклз

– Он не найдет убежища в моем доме, – холодно заявил Гэвин.

– Он должен найти его здесь, нравится вам это или нет, – с насмешкой произнес Рэндэлл. – Если вы выставите его из дома, он может умереть, а если он умрет – святые небеса! – я прослежу за тем, чтобы магистрат выдвинул против вас обвинение в убийстве, сэр! Не беспокоитесь, мы все покинем ваш гостеприимный дом так быстро, как только сможем, не так ли, Дамарис?

Мы приблизились к леди Мэри, которая была близка к обмороку. Лицо, обращенное ко мне, показалось таким же старым, как и лицо миссис Кэннон.

– Он будет жить, – мягко сказала я. – А теперь пойдете со мной, а слуги позаботятся о нем.

В зале не было звонка, так что я подошла к двери, высунула голову наружу и изо всех сил своих легких стала звать Ангуса. Я подумала, что он должен быть где-то рядом – отвратительный старый упырь, – и, когда он обнаружил свое присутствие, я дала ему необходимые указания.

Леди Мэри со мной не пошла; она сказала, что не покинет Эндрю. Так что мы остались ждать, пока мужчины водрузили его тело на маленький тюфяк, чтобы было легче его перенести. Эндрю все еще был без сознания; его золотые ресницы были словно шелк на фоне его бледных щек. На его белой рубашке было ужасно много крови, но, поскольку и Рэндэлл и Гэвин в один голос заявили, что рана вовсе не обязательно окажется смертельной, я решила, что она выглядит страшнее, чем есть на самом деле.

Пока остальные суетились у импровизированных носилок, я смотрела, как Гэвин продвигается к двери. Одной рукой он опирался о стену, ноги его не слушались. Что-то больно повернулось у меня внутри, словно больной зуб после долгого затишья снова дал о себе знать. Я заставила себя отвернуться. Ему не было до меня дела. Он дал это понять совершенно ясно.

Рэндэлл тем временем обрабатывал рану мальчишки, его руки двигались с ловкостью, которая меня удивила. У Рэндэлла есть свои достоинства, это несомненно. Как жаль, что ни одно из них меня не интересует.

Когда мы наконец оказались в холле, Рэндэлл позволил себе глубоко вздохнуть.

– Что за сумасшедшая ночь! – весьма неоригинально заметил он. – Ты втянула нас в эту аферу, Дамарис, – ведь речь идет о мести! Ну что ж, сегодня мы можем отправляться в путь, как и планировали. Без всяких вопросив – в этом месте слишком много суматохи.

– Мы не можем покинуть этот дом, пока сэр Эндрю не уедет отсюда, – сказала я.

– Что? – Рэндэлл на мгновение разинул рот. А потом, демонстрируя значительно больше сообразительности, чем я ожидала, он проворчал: – Ты действительно думаешь, что Гамильтон... Черт побери все это, Дамарис, лично я не люблю подлецов, но он не может...

– Я не это имела в виду, – произнесла я, прекрасно зная, что лгу. – Но половина слуг сбежала, а остальные по большей части совершенно бесполезны; миссис Кэннон вообще ни на что не годна. Подумай, двое раненых мужчин и девочка-инвалид в доме – я не могу просто взять и покинуть их. Если вдруг что-то случится... Мне очень жаль, Рэндэлл. Отправляйся спать. Ты устал, я знаю.

– Боже, да. Могу хоть сейчас свалиться и уснуть. Может быть, на этот раз, – добавил он с мрачноватым юмором, который был для него нов, – мне позволят провести в постели хотя бы несколько часов. Доброй ночи, моя дорогая. Или лучше – доброго утра.

Он поцеловал меня в щеку, довольно безразлично, и неторопливо двинулся по коридору, почесывая голову; отправился, чтобы лечь в постель и уснуть, ему не было дела до чувств, более горьких, нежели обыкновенная досада. А я даже сомневалась, что буду в состоянии уснуть.

Но, во всяком случае, я сниму наконец свое платье. Оно давило на мои измученные суставы, словно доспехи, и я ненавидела его и на вид, и на ощупь. Когда-нибудь – после того, как я стану избалованной и богатой женой Рэндэлла, – я сошью себе другое бальное платье; может быть, даже бархатное платье. Но только не из зеленого бархата.

Я уже повернула в свою комнату, когда поняла, что четвертая от моей дверь по коридору открыта. И кто-то стоит в дверном проеме. Фигура попыталась спрятаться, но две тонких бледных руки вцепились в дверную раму так цепко, что даже ногти побелели. Аннабель!

– Он мертв? – прошептала она.

– Нет, о нет! Он не умер, он даже не слишком серьезно ранен. Но если бы он был убит, – сказала я, – это была бы твоя вина. Ты навлекла на него все это – ты была причиной дуэли. Если бы ты не пыталась сбежать...

Она подняла на меня глаза, слезы все еще текли по ее щекам.

– Одна из причин, по которым я тебя ненавижу, это то, что ты такая лицемерка. Ты знаешь, почему я вынуждена была бежать. Мой отец собирался сегодня же отослать меня в Эдинбург – с тобой и Рэндэллом.

Я застыла на полдороге – волокла ее в кровать.

– Я не знала! Он не сказал мне об этом ни слова.

– Ну и что, он все равно собирался это сделать. А теперь он не может. – Она хихикнула. – Ты не можешь уехать сегодня, в доме слишком большой переполох. А до того, как ты сможешь уехать, я придумаю что-нибудь еще.

Я уложила ее в постель.

– Делай как знаешь, – сказала я. – Ни ты, ни твой отец меня ни капельки не интересуете.

Оказавшись за дверью, я отерла со своего лица испарину – испарину, причиной которой была не только крайняя усталость. Значит, он намеревался отослать ее. Это объясняло все то, что он произнес на террасе в Глендэрри, и его поцелуи, от которых у меня слабели ноги. Он не мог отослать от себя Аннабель – разве что я уехала бы с ней. Мой отъезд все это время был частью его плана.

Я пошла по коридору, внутренне сопротивляясь тому, что, как я знала, должна была сделать. Ни одна душа в мире не сделала бы этого; никто, кроме меня, и не подумал бы сделать так. Из своих давних путешествий по дому я знала, где расположена комната хозяина. Я даже не постучалась. Я просто повернула ручку и вошла.

Это было ошибкой. Кое-кто еще видел лицо Гэвина, когда он нетвердым шагом уходил из зала. Ангус был здесь, явился, чтобы поухаживать за своим раненым хозяином.

Гэвин распростерся на стуле, с запрокинутой головой и свисающими руками. Казалось, он был без сознания, и я от всей души поблагодарила за это Небо. Очевидно, он добрался до комнаты и успел ухватиться за стул, прежде чем поддаться обмороку; и Ангус, вместо того чтобы перенести хозяина на кровать, оставил его в этом болезненном и неудобном положении. Старик расстегнул его рубаху и стащил ее с одной руки и с плеча. Когда я вошла, он совал в рану кусок тряпки. Похоже, помощь Ангуса пошла больному не слишком на пользу; обнаженное тело Гэвина было в крови и в разводах грязной воды, а под его свисающей рукой образовалась ужасного вида лужа.

Я думала, что слишком устала, чтобы снова испытать какое-либо чувство, однако я накинулась на Ангуса, словно фурия.

– Принеси горячей воды, – приказала я, выхватывая у него из рук грязную тряпку. – Горячую, я сказала! И простыню из кладовой. Поторопись, негодяй!