Книга Дай мне! (Song for Lovers) - Ирина Денежкина

Якубов машинально ткнулся в ее губы, сумка сползла с плеча и бухнулась на пол. Листки с билетами разлетелись.

– Ты зайдешь?

Он подбирал бумагу.

– Ты позвонишь?

– Может быть. Да. Наверное.

– Я жду! Ты обещал, – ее руки нырнули в густые кудри.

– Да. Извини…

Якубов задернул молнию на сумке. Опять мазнул девушку по губам своими, твердыми и прохладно–пыльными.

Ступеньки скользили под ботинками, он выскочил из университета и побежал к остановке. Горький ветер сушил глаза, хотелось пить. Хотелось все бросить, плюнуть на все с высокой колокольни и уйти, засунув руки в карманы. Но это сегодня, а завтра все могло поменяться. И потом, ему уже двадцать лет исполнилось – пора самому зарабатывать на бутерброд с колбасой себе, маме, папе и брату. Сев в автобус, Якубов на секунду прикрыл глаза, потом вынул из кармана платок и вытер им вспотевшее лицо. Вместе с платком к ладони прилипла бумажка. Он развернул листочек в клеточку. «Привет, дорогой. Поздравляю с началом (уже с концом) зачетной недели. Удачной сессии! Пиши! Напиши мне что–нибудь!!! М. Н.» Якубов спрятал записку в карман. В автобусе воняло кислым дермантином сидений и выхлопными газами. Он закрыл глаза. Потом полез в карман куртки и вставил в рот семечку.

Машка плюхнулась на сидение и поставила сумку на колени. Сумка упала. Машка нагнулась, поднять ее и испытала что–то похожее на то ощущение, когда пальцами берешься за голый провод тройника. Якубов посмотрел на нее пустыми уставшими глазами и сплюнул шелуху в кулак. В детстве Машка как–то соблазнилась кристально–поблескивающим инеем на ручке железной лопаты для уборки снега на катке и лизнула его. Язык примерз. Потом его, конечно, отодрали. Сейчас Машка будто примерзла также крепко, как в детстве, но взглядом и не к ручке лопаты, а к глазам Якубова. Якубов вставил в рот семечку, потом полез в карман и вынул пригоршню таких же семечек. И протянул Машке. Машка взяла семечку и положила в рот. Расщелкнула. Выплюнула шелуху в кулак. Взяла следующую.

Якубов грыз семечки и хотел спать.

Через четыре остановки он вышел, ссыпав оставшиеся семечки Машке в карман. Просто зачерпнул из своего и переместил в Машкин, оттянув его пальцем.

Машка продолжала машинально есть семечки, мокрая теплая шелуха расталкивала пальцы. Машка взяла очередную семечку и наткнулась на твердый уголок. Достала свернутый листочек в клеточку. «Привет, дорогой. Поздравляю с началом (уже с концом) зачетной недели. Удачной сессии. Пиши! Напиши мне что–нибудь!!! М. Н.»

За окном уютно стучал дождь и пахло мокрыми карнизами. Университет нависал серыми стенами. Машка и Настя сидели на парте и грызли семечки, сплевывая шелуху в кулак. У расписания стоял Якубов. Кудрявые волосы, мятая футболка, джинсы наперекосяк. Он повернулся и пошел в аудиторию, красивый, приятный. С улыбкой на лице. Вчерашний день остался где–то далеко и плевать с колокольни уже не было надобности. Машка ждала его лица, но когда наткнулась на керамические глаза, в ее голове все смешалось от неожиданности. Она хотела сказать «Привет», но Якубов просто прошел мимо. Нужны ему ее приветы. Где она и где он? Жлоб. Позер и бабник.

Лёха–ротвейлер

После моих историй

перевернулось море,

Но кто–то придумал сушу,

и стало лучше

само собой.

Zемфира

Людка стояла на карнизе тринадцатого этажа и собиралась прыгать вниз. Она была немножко пьяная и растрепанная. Волосы мотались на декабрьском ветру, пальцы стекленели. Людка твердо решила прыгать. Потому что наступало третье тысячелетие, а Людка сидела дома одна. И никто не пригласил, и никто не пришел. И родители ушли в гости и не хотели брать с собой. На столе стояла початая бутылка шампанского и тарелка с бутербродами. До нового года оставалось сорок минут. Когда куранты на всю страну пробьют двенадцать, Людки уже не будет. Ее тело будет лежать на асфальте, и кровь смешанная со снегом, застынет неровными комками.

В дверь позвонили. Людка вздрогнула и поскользнулась на карнизе. Упала, но успела ухватиться за подоконник. Окоченевшие пальцы судорожно затвердели. Ветер одобрительно гулял по голым ногам, швыряясь снегом.

Тишина.

Дверной звонок снова тренькнул. Людка почувствовала, как пальцы медленно немеют. Жизнь не пронеслась вихрем слайдов, как это положено смертникам. Людка вдруг отчетливо увидела только стриженую голову и наглые глаза. «Леха–ротвейлер…» – подумала она и разжала пальцы.

Она с ним даже не была знакома.

Тогда ее знакомый, экономист Серега, пригласил ее и Таньку на вечерину банка в честь Нового года. Танька жутко нервничала.

– Мля… – сказала она, кидая на кровать серебристое платье. – Прям даже идти неохота!

– Почему? – удивилась Людка, поедая ложечкой вишневый йогурт.

– Почему?!? – Танькины глаза округлились и стали похожи на две голубые пуговицы. – Они там все знаешь какие?! Это же банк, елки… Там все крутые, как яйца…

– … у слона, – добавила Людка.

– Ага! – неожиданно согласилась Танька, стягивая свитер и влезая в серебристую тряпочку. – Слышь, по–моему какое–то дурацкое платье…

Платье едва прикрывало Танькин зад, и ноги торчащие внизу казались прямыми палками. Острая грудь топорщила блестки.

– Так оно для стриптиза, Галя же сказала.

– Мля–а–а–а… – Танька, извиваясь как червь, стала вылезать обратно.

– Надень для коктейля, – посоветовала Людка.

– А что, мы там коктейли распивать будем? – злобно поинтересовалась Танька, швыряя платье для стриптиза в шкаф.

…Пили не коктейли, а вино и шампанское, потом водку и минеральную воду. Официанты открывали бутылки и прятали крышки в карман. Банковские служащие сидели и чинно ели салатики и бифштексы. Обтянутые дорогими рубашками и платьями животы и груди, блестки в волосах – все это ненавязчиво отдавало Избранностью. Танька в своем дурацком платье для коктейля – длинном – до пят сидела злая и смотрела на танцпол, где лихо отплясывали экономисты менеджеры под ручку с охранниками. Но потом, увидев, что до ее платья никому и дела нет, втерлась в беснующуюся толпу и запрыгала в такт песенкам типа «Новый год к нам мчится, скоро все случится!…» Не менее, а может, даже более пьяная Людка ела банан и вихляющим взглядом разглядывала охранников. Все, как на подбор – высокие, пухлые от мускулов.

– А это кто? – пихнула она локтем Серегу, указывая на бугая в белой рубашке – по–бандитски обаятельного, стриженного под ноль, с наглыми до жути глазами.

– А… Это Леха, – обрадовано откликнулся Серега. – Водитель. Он, кстати, недалеко от тебя живет, я пару раз видел, как он у вас на пустыре с ротвейлером своим гулял…

Леха блестел белыми кроличьими зубами под ультрафиолетом и тряс могучими плечами.

– Танька! Танька! – Людка, спотыкаясь, пробилась к подруге, которую уже вовсю обнимал какой–то программер. – Иди сюда!