Книга По дороге в вечность - Дж. А. Редмирски

Эндрю улыбается и возвращает пластинку в ящик.

– Я не собираюсь ее покупать, – говорит он, беря меня за руку.

Мы бредем дальше и через несколько минут оказываемся в павильончике, забитом винтажной одеждой. Я начинаю методично просматривать все, что красуется на вешалках. Эндрю идет по соседнему ряду. Там на прилавке выложены сотни DVD-дисков и «блю-реев». Он замирает, скрестив руки. Только глаза скользят по названиям. Павильончики разделяются сетчатыми деревянными планками. Я возвращаюсь к одежде и чувствую жгучую потребность хотя бы потрогать каждое платье. У меня тяга к старым платьям и тем, что сделаны «под старину». Я их никогда не примеряла, не говоря уже о том, чтобы купить. С восхищением смотрю на них и представляю, как бы выглядела в этих нарядах. Я вовсе не тряпичница, однако не могу отказать себе в удовольствии хотя бы поглазеть на них и потрогать руками.

Раздвигаю тонкие металлические вешалки, на которых висят платья. Мне хочется увидеть их во всем великолепии. Кстати, тут не только платья. Есть блузки с широкими рукавами и кожаными кружевами, корсеты, платья под Викторианскую эпоху с длинными рукавами и оборками и такая же обувь.

А это что?

У меня замирает сердце. Отодвинув очередную вешалку, я натыкаюсь на винтажное платье знаменитой фирмы «Гунне Сакс» цвета слоновой кости, с короткими трепещущими рукавами. Я сдергиваю вешалку со стойки, прикладываю платье к себе и смотрюсь в зеркало. Какое длинное! Почти до самого пола. Держа платье на уровне плеч, второй рукой я трогаю и мну его ткань. Потом резко поворачиваюсь и говорю сама себе:

– Я должна купить это платье.

– Что ж, симпатичное, – слышу я за спиной голос Эндрю.

Наверное, он видел и восторг в моих глазах, и то, как я, приложив платье, восхищалась собственной персоной. Мне становится неловко, но чуть-чуть. Заглядываю внутрь платья, чтобы посмотреть ярлычок. Мой размер! Я должна его купить, без вопросов и раздумий. Оно ждало меня!

С платьем в руках я поворачиваюсь к Эндрю:

– Тебе действительно нравится? – Я надеюсь, что он не станет припоминать мне недавнюю перепалку из-за пластинки.

– По-моему, стоит его купить, – говорит он, и на его щеках появляются знакомые ямочки. – Я уже представляю тебя в этом платье. Какая красота!

Густо краснею и упираюсь глазами в землю.

– Ты так думаешь? – спрашиваю я, не переставая улыбаться.

– Конечно. И потом, когда оно на тебе, мне легче добраться до всех приятных мест.

Вот он, мужской взгляд!

Я никак не реагирую на извращенный комментарий Эндрю, поскольку влюбилась в это платье. Потом вдруг вспоминаю, что даже не посмотрела на ценник. Я не впервые вижу платья от «Гунне Сакс» и знаю: цены у них вполне приемлемые. Однако продавцы попадаются разные. Некоторые считают, что могут облапошить покупателя, заломив втридорога. Я поворачиваю ценник. Двадцать долларов! Отлично.

Смотрю на Эндрю и чувствую себя стервой.

– Может, вернешься и возьмешь пластинку «Лед Зеппелин»? – робко предлагаю я.

– Я же не коллекционер. – Он качает головой и улыбается. – Зачем мне старая пластинка? Проигрыватели для них стоят бешеных денег. А платье ты можешь носить. – Он оглядывает меня с ног до головы. Я думаю, он опять скажет что-нибудь насчет «легкого доступа», когда он вдруг добавляет: – В этом платье ты можешь выйти замуж.

Его зеленые глаза растворяются в моих синих. Моя улыбка теплеет, и я говорю:

– Это идеальное свадебное платье.

– Значит, решено. Когда бы мы ни поженились, свадебное платье у тебя уже есть.

– Больше ничего и не надо. – Я подхватываю платье и выхожу из павильончика.

– Еще нужны кольца, – напоминает Эндрю, с любопытством поглядывая на меня.

– У меня есть кольцо. – Я показываю палец, где красуется его техасский подарок.

– Но это кольцо я подарил тебе в ознаменование помолвки.

– А потом оно станет обручальным.

– Тогда мне тоже нужно обзавестись кольцом. Или ты забыла про меня? Вообще-то, в церемонии бракосочетания участвуют двое.

Я усмехаюсь. На блошином рынке одна касса. Мы встаем в очередь.

– Ты прав. Тебе нужно подобрать кольцо. А мне вполне хватит этого. Потом, ты и так угрохал столько денег на кулон. Ты вовсе не обязан дарить мне такие дорогие подарки.

– Кажется, мы это уже обсудили, – говорит Эндрю и лезет в карман за бумажником. – Я же сказал тебе, сколько за него заплатил. Или ты мне не веришь?

«Может, мои предположения насчет имитации правильны?» – думаю я.

– Я тебе верю.

Он улыбается, и больше мы об этом не говорим.

Эндрю

Глава 20

Презренный врун – вот кто я. Кулон стоил более шестисот баксов, но об этом Кэмрин незачем знать. Она думает, что стоимость вещи всегда определяется количеством нулей на ценнике, но это не всегда так. Вообще-то, все женщины так думают. Сколько я видел девчонок, устраивавших скандал своим парням, поскольку те недостаточно на них потратились. Неужели они не понимают, что нам противно, когда они собираются с подружками и сравнивают, чей парень выложил больше денег? Это все равно как мы бы в мужском кругу занялись сравнением, у кого из наших подружек глубже влагалище. Мы такой бредятиной не занимаемся. Во всяком случае, я не знаю ни одного парня, который предлагал бы мне устроить такое сравнение.

Мне хотелось подарить Кэмрин что-то по-настоящему красивое и запоминающееся. Как-никак двадцать один год. Я же не виноват, что единственная понравившаяся мне вещь оказалась дорогой.

Тебе, детка, об этом знать ни к чему.

Думаю, она упадет в обморок, когда узнает, сколько денег я ухлопал на наши обручальные кольца. Я купил их, когда мы были в Чикаго. Конечно, мне до жути хотелось ей показать. Но я креплюсь, а коробочку прячу в потайном кармашке моего рюкзака.

Весь день ее рождения мы занимаемся тем же, чем всегда: вместе болтаемся по городу, стараясь не особо вылезать на холод. Когда возвращаемся в отель, я беру гитару и пою ей песню, которую сочинял целую неделю. Надеялся успеть ко дню ее рождения, поскольку песня – часть моего подарка. Я написал ее только для Кэмрин и назвал «Тюльпан на холме». Песня навеяна нашим первым днем, который мы провели вместе после моего выхода из больницы.

– Я считаю, тебе нужно себя беречь, – сказала мне тогда Кэмрин. – Пока никакой работы у Билли Фрэнка, никаких копаний в моторах. Никаких гонок и прыжков на эластичном тросе.

Я засмеялся и повернул голову, поскольку лежал на каменном столе для пикников и не видел Кэмрин. Она сидела рядом, на скамейке.

– Насколько я понял, беречь себя – это вообще ничего не делать? – спросил я, подпирая голову руками.