Книга Дневники баскетболиста - Джим Кэррол

Сегодня повстречал ни кого иного, как старого доброго Джу-Джу Джонсона, самого толстого джанки из всех мне известных, способного спрятать полный набор инструментов, посудку и несчетное количество фасовок в жировых складках, свисающих одна на другую и через ремень, словно подтеки на свадебном пироге. Нам раньше доводилось пересекаться. Видел, как он это проделывает. Часто. Не встречались с ним, наверно, год. Даже помню день. Я купался голышом в Гавани, а Джу-Джу, которому, должно быть, не меньше пятидесяти, стоял неподалеку и глазел. Стоял, как оказалось, слишком близко, и видел, как волна говна дала Джонни Гейтору в нос, когда тот выныривал. Джу-Джу никогда не издает звуков при смехе, просто разевает пасть и трясется, будто гору из студня пришиб эпилептический припадок, а тут он заржал так, что свалился с причала прямо в своем полосатом костюме с иголочки, за которым ему пришлось проделать охуеннно немалый путь в магазин для жирных в Эльмире, штат Нью-Йорк. Мы захлебывались в истерике на это зрелище, как вдруг заметили, что Джу-Джу вот-вот утонет и, разевая пухлую глотку, истошно зовет на помощь. Мы вшестером выловили его из воды, а он разбушевался этакой недовольной грудой мяса в севших от воды полосатых тряпках. Потом до сих пор мы с Джу-Джу не виделись. Мы сошлись с обычными «как оно? у тебя есть? нормальный?» и тому подобными приветствиями в духе джанки, незамедлительно окупившимися. Ведь у Джу-Джу имелось кое-что очень-очень классное, и он позвал нас к себе в новую квартиру. Клевое место. Пока клевое, ведь так долго не протянется. Старый жирный хрен скоро заложит всю обстановку ради своей подсадки. Меня колбасило, как мокрую простыню на ветру. Первоклассный чел.

Потом потрепались о нашей старой афере, которую проворачивали в свое время каждые два месяца и которая приносила нам кучу бабок. В своем роде уникальный трюк. Осуществляли мы его так: Джу-Джу и я заваливаем в ближайшей отдел службы соцобеспечения. Я изображал его сына. Втирали даме-служащей нашу сказочку: мама приказала долго жить, ни еды, ни жилья (ночуем в парке), ни витаминов, ни молока для малыша, то есть для меня (тогда мне было лет тринадцать-четырнадцать, дело было два года назад). Он получил на войне ранение, я появился на свет с одним легким. Мама умирала шесть месяцев от рака. Больничные расходы выжали Джу-Джу как губку. Речь держал Джу-Джу (он мог работать в четырех режимах, словно WD-00199). Настоящий ас. Мне надо было только сидеть с заплаканной несчастной мордашкой, сложив ладошки на коленки... всхлипывать при упоминании о мамочкиной кончине: «Папа, я больше не могу спать на жестких скамейках, только не сегодня, умоляю тебя, папа». Смешно. Выходили из помещения мы с солидным чеком на пособие из фондов срочной помощи, с дополнительной суммой для меня, примерного сына. Мы обходили все Центры социальной защиты в Манхэттене за пять дней, работали быстро. Иногда улов достигал 4000 долларов. Фишка в том, что все проделывается быстро... Сразу же обналичиваешь. И никогда не возвращаешься за «продолжением» после получения чека из фондов срочной помощи. Разумеется, четыре месяца спустя новое имя (подделывать удостоверения личности Джу-Джу мастер), новый служащий и очередная куча чеков на срочное пособие.

Милая, любимая дойная корова. И совсем не лягается. Ведь организации требуется несколько месяцев разобраться с этими чеками на срочное пособие. Много, офигенно много доз приносило нам наше предприятие. Прикол в том, что Джу-Джу до сих пор трудится в этой сфере: «Я нарыл за последнее время кучу новых филиалов на Стейтен-Айленде... такие добрые люди... бесплатный кофе с пончиками, пока ждешь приема. Некоторые даже дают мне денег на такси». Да, наш город суров и холоден, но, видите, встречаются и здесь сердечные натуры.

На следующий день:

Я зашел к Джу-Джу и поинтересовался, смогу ли я, по его мнению, опять сойти за его сына. Ностальгические воспоминания о наебке социальных служб одолевали меня прошлой ночью. «Ни малейшего шанса, — отрезал он, — эти твои длинные волосы, черты лица выдают тебя, теперь у тебя вид типичного джанки. Нет больше той невинности, чувак. И, если честно, выглядишь ты потрепанно». Вот так, заедрить его. Но благодаря нему я хотя бы вернулся в те чудесные дни.

Я знаю почти всех джанк-дилеров, барыжащих на улицах, начиная от 190-й и до 225-й. Джимми Мэнкоул, в связи со своей потребностью в джанке, знает, наверное, даже больше. Но сегодня мы стучались почти в каждую дверь, обнюхали все углы на улицах, пробуя все наши возможности, и ни у одного пушера ни фа-совочки. Прямо как если пройдешься по 5-й авеню ближе к полудню в рабочий день и обнаружишь, что вся улица пуста. Я чувствовал тупое разочарование пополам с яростью, ведь я планировал провести с приятностью денек в стране грез. Мэнкоул же был на последнем издыхании и собирал в кулак обрывки нервов. К тому моменту, как мы исчерпали все варианты, он раз четырнадцать приходил к мысли покончить с собой и блевал, наверное, на каждом третьем углу.

— Дело рук русской сволочи, — бормотал он, — в три часа пополудни на нас скинут большую бомбу. Что-то грядет, чувак. Кто-то замышляет против меня.

— Как ты оригинален, — думал я.

Короче, мы сели на поезд «А» и двинули в мой старый квартал на 29-й, попытаться чего-нибудь нарыть, но чувак, на кого я мог бы точно надеяться, Герби Хэмсли, уже парился в тюряге шесть месяцев за то, что в один прекрасный вечер столкнул некого чела с крыши. Не прошло и трех лет, как мы с ним рубились в мяч, и вот его унесло вверх по течению, и ему шьют дело об убийстве, что заставляет меня призадуматься о том, где окажусь я. «Чайнатаун, — возопил Мэнкоул, — нам туда. Там на улице всегда есть народ». Супер, сказал я себе, все кругом сговорились. Может, нам даже удастся покурить старого доброго опиума в загашнике какой-нибудь китаезы.

Тут у Мэнкоула совсем съехала крыша в такси по дороге на место, и он завел: «Еб твою мать, еб твою дочь, сука с голубыми яйцами». Потом повернулся ко мне с идиотской улыбкой и прошептал, почти пропел: «Сука — это собака женского пола, сука — это собака женского пола...», — и так далее.

Мы достигли Мотт-стрит, смотались из такси. За рулем сидел дед, и он не стал морочиться нас догонять. Несколько минут терпения, — и мы на улице вылавливаем юного китайчика, у которого Джимми брал год или два назад. Тут вдруг трое волосатых узкоглазых оттаскивают нас в сторону и лопочут: «Вы, ребята, что-то хотите купить?» Да, клянусь вашей желтой задницей. Мы утвердительно мотнули башкой и последовали за ними в неосвещенную аллею.

— Должно быть, тут черный ход в их опиумный притон, — шепнул я Джимми.

— Иди ты на хуй со своим опиумным притоном. Тут что, по-твоему, черт возьми, кино с Чарли Чаном? Берем герыча и валим обратно в город.

Один из китайцев оборачивается и спрашивает нас, на какую сумму мы рассчитываем. Я отвечаю, что мне нужно на 10 долларов, уверенный в том, что он продает фасовками по пять зеленых за штуку, и я желал взять по-любому две упаковки. Мэнкоул сообщил, что у него есть 75 долларов.

— Ребята, у нас имеются отличные хлопушки, ракеты, которых вы в жизни не видели, и очень дешевые вишневые бомбочки.