Книга На прибрежье Гитчи-Гюми - Тама Яновиц

– Бедняжка Леопольд, – сказала я. – Малыш целыми днями торчит на кухне. Ему нужен свежий воздух.

– Не нужен мне никакой свежий воздух! – сказал Леопольд.

– Нет, нужен! – сказала я.

– Я не собираюсь на тебя нападать, – сказал Фред.

– Знаю, – ответила я. – А что, если я на тебя нападу?

– Пожалуйста, пойдем прогуляемся, – попросил Фред. – Чего ты боишься? Если понадобится, я смогу себя защитить.

– Не будь так самоуверен, – сказала я. – Ты свой шанс уже упустил.

– Ты же сама сказала, на улице слишком холодно, поэтому нападать на меня ты не станешь. Разве я не выписал твоей матери чек на шестьсот долларов? Ну сделай для меня хоть такую малость. Или ты боишься, что на сей раз я откликнусь на твой призыв?

– Не откликнешься! – сказала я. – Между нами ничего не будет! Один раз я на тебя напала, теперь все, хватит, с меня довольно. Такова жизнь. Надеюсь, этот урок пойдет тебе на пользу. Ну ладно, пошли.

Я схватила с вешалки промасленную рабочую куртку Пирса и вышла. Пронизывающий ветер обжигал лицо и бил по ногам. Деревья понуро раскачивались, словно ежась от холода. Воздух был ледяной и промозглый, и только слегка подванивало подтаявшей грязью и палой листвой. Как я мечтала выбраться из этой мрачной унылой дыры с мерзко шелестящими соснами, с кустами болиголова, на которых вечно висят обрывки туалетной бумаги да рваные кроссовки, закинутые туда пьяными подростками!

Из-за Гитчи-Гюми слышались взрывы. Почему, вдруг подумала я, мы никогда туда не ходим? Мы с Мариэттой могли бы отлично развлечься – проводили бы испытания служащих полигона. Правда, большинство военных либо гомосексуалисты, либо калеки. Впрочем, нашлась бы, наверное, пара-тройка полноценных особей. Теперь уже поздно – все равно со дня на день уезжаем.

Меня нагнал Фред с дверной ручкой в кулаке.

– Зачем тебе понадобилась наша дверная ручка? – спросила я раздраженно. – Будь добр, верни ее на место.

– Я ничего не делал! Она сама отвалилась.

– Ну так ввинти ее обратно. Или ты даже на это не способен?

– Ничего не понимаю! – нервно забормотал он. – Я до нее едва дотронулся, а из нее как посыплются пружинки. – Я окинула его таким презрительным взглядом, что он сник окончательно. Совершенно незачем было ему рассказывать, что эта ручка постоянно выпадает. Он засунул ее обратно в дверь и спустился по ступенькам. – Это еще пригодится, – сказал он и высыпал мне в ладонь какие-то пружинки и шурупчики. – Их можно поставить на место, я просто не понял куда.

– Пошел гулять – так гуляй, – сказала я и зашагала к лесу. Некоторое время мы шли молча. – Ну что, нагулялись?

– Я думал, мы поговорим.

– Ну, говори.

– Ты что, совсем бесчувственная? Почему ты такая злая?

– Я не злая, – сказала я изумленно. Я вовсе не хотела быть злой и искренне удивилась тому, что он воспринял все именно так. – Мне надо двигаться дальше, Фред. Неужели ты не понимаешь? Дело вовсе не в тебе. Просто я выросла. Стала другим человеком. Ясно тебе?

– Мне показалось, что между нами что-то есть, – сказал он. – Что-то особенное. Не просто секс.

– Секс-шмекс, – сказала я. – У меня есть цели в жизни, устремления, желания, потребности.

– Понимаю, – сказал он. – У меня тоже. Я живой человек. Ты мне даже полшанса не дала.

– Не могу я позволить себе торчать в этом городишке и крутить роман с полицейским из некогда благородного аристократического рода, – сказала я. – Не хочу портить тебе репутацию.

Он остановился, я тоже. Мы стояли у молодого, еще недавно крепкого клена. А сейчас кора у корней была обглодана начисто, видно, какими-то грызунами. Я присела на корточки, чтобы рассмотреть получше.

– Кстати, какой у тебя любимый грызун?

– Мне нравятся тушканчики, – сказала Фред. – Если ствол перевязать, может, дерево еще оживет. – Он присел рядом со мной.

От нечего делать я пошарила в листве и вытащила дохлого скрючившегося паучка.

– А ты знаешь, что паук, чтобы самка его не съела, выпускает семя на паутину, а потом обмакивает в него свои щупики?

– Щупики? – переспросил Фред.

– У паука, Фред, нет шпинделя! – сказала я. – Или ты решил, что есть? – Я в тоске возвела очи горе. – На окончаниях лапок у него щупики, устроенные как шприц. Он окунает эти щупики в сперму, собранную в специальном мешочке на брюшке. Как только самка приближается, он выпускает на нее из шприца сперму и мчится прочь, чтобы не угодить в ее объятия. Если самке удается схватить самца, она его пожирает. Видишь этого паучка? Его задушили.

– Но самцу ведь это нравится.

– Конечно, нравится! Он обожает опасность.

Фред склонился ко мне, обнял за плечи и начал меня целовать. Это было так ужасно! У меня снова все поплыло перед глазами, и я забыла, где я и что я. А если бы Саймон, лорд Холкетт, это увидел? Он бы бог знает что подумал! Я оттолкнула Фреда.

– Откуда ты столько всего знаешь про секс? – спросил он.

– Читаю всякие грязные книжонки, – сказала я. – Моя любимая – «Сексуальная жизнь животных». Садовая улитка, например, гермафродит. Шпиндель у нее на голове, а Эдита сам понимаешь где. Еще у нее из головы торчат кинжальчики. Перед тем как совокупиться, улитки разят друг друга этими кинжальчиками, что порой приводит к печальному исходу. Но если оба партнера остаются в живых, они предаются безумной страсти, и каждый является одновременно как активной, так и пассивной стороной. Я читала, что в их любовных играх столько пыла и эротики, что людям и не снилось. Короче, если хочешь, можем до моего отъезда в Лос-Анджелес как-нибудь перепихнуться по-быстрому. – Я отряхнула руки и, источая презрение, встала.

Он проводил меня до дому.

– Я не хочу по-быстрому, – сказал он. – Может, у нас все будет иначе?

– Не хочешь – как хочешь.

Войдя в дом, я отдала Пирсу пружинки и шурупчики.

– Почини, хорошо? – Он только что встал и делал себе яичницу. – Как ты можешь есть столько яиц?

– Люблю я их, – сказал он обиженно.

Мамочка, Теодор и Леопольд сидели на диване.

– Потрясающая новость! – сказал Теодор. – Мама позвонила в банк спермы нобелевских лауреатов, в Калифорнию. Она им не подходит – слишком стара, и мы решили записать тебя.

– Что ты несешь? Я не собираюсь рожать!

– Да ладно тебе! – сказала мамочка. – Родишь ребеночка от нобелевского лауреата и отдашь мне. Ты еще совсем молоденькая. Через несколько недель от живота и следа не останется.

– Твоя внешность плюс нобелевские мозги – ты только представь, что получится! – сказал Теодор.

– А если наоборот? – сказал Леопольд. Мамочка с Теодором расхохотались.