Книга Уважаемый господин дурак - Сюсаку Эндо

— Если вы насчет иностранца, он спит сейчас в лазарете. Пройдите, пожалуйста, в нижнее помещение и подождите там в коридоре.

Узкий коридор освещался только одной слабой лампочкой. Здесь располагались комнаты дознания и помещения для филеров в штатском. Дверь в комнату дознания была чуть приоткрыта, и в щель были видны два детектива — они сидели скрестив ноги на татами и ели удон. Увидев брата и сестру, один — с фигурой дзюдоиста — быстро надел пиджак и вышел им навстречу.

— Хигаки-сан? Спасибо, что пришли.

— Это вы нам звонили?

— Нет, звонили из Токийского полицейского управления... Как он назвал себя?.. Гастон Бонапарт. Нам сообщили, что вы — его гаранты.

— Нам сказали, что он ранен.

— Ничего серьезного. Несколько синяков там, где его били. Он француз, и нас больше беспокоили возможные последствия инцидента. Но, к счастью, это, кажется, не связано с каким-либо преступлением.

Услышав это, Такамори и Томоэ вздохнули с облегчением. Дальше детектив рассказал, что произошло. Вскоре после полудня группа рабочих нашла Гастона без сознания на Гиндзе, из раны на лбу еще текла кровь. Придя в себя, Гастон рассказал прибывшим полицейским, что одна из стальных балок на стройке упала и ударила его по голове. В полицейском лазарете ему оказали медицинскую помощь, и он там сейчас отдыхает.

— Этот иностранец ни о чем не беспокоится. Он скушал все, что мы ему дали на ужин, а когда я заглянул в лазарет несколько минут тому назад, он спокойно спал, укрывшись одеялом.

Такамори не мог удержаться и хихикнул. Это Гастон в лучшем виде. Но прежде всего возникает вопрос: что он делал на стройплощадке? Когда и как он сбежал от Эндо?

— Значит, Гастон не был с Эндо? — спросила Томоэ.

Детектив, заметив ее озадаченный взгляд, объяснил:

— Вам не следует беспокоиться об Эндо. Иностранец сказал, что они расстались этим утром на Гиндзе.

— Но почему Эндо таскал его с собой?

— Объяснения самого Гастона были довольно туманными, но, во всяком случае, полицейское управление сообщило нам, что Эндо в настоящее время не состоит в розыске, и разрешило отпустить иностранца.

Такамори и Томоэ опять перевели дух.

— Пойдемте. Я проведу вас к нему.

Детектив застегнул пиджак и двинулся по тускло освещенному коридору. Такамори и Томоэ робко последовали за ним. Получив ключ от молодого полицейского, детектив открыл дверь и исчез во внутреннем помещении.

— Под «лазаретом» он имел в виду «тюремную камеру»? — боязливо спросила Томоэ своего брата — она плохо разбиралась в подобных вещах.

— Нет. Лазарет — место, куда они помещают пьяных на ночь. В камерах арестованные обязаны отдавать свои ремни, галстуки и все, чем могут причинить себе вред. А для тех, кто помещен в лазарет, нет такого правила.

— Похоже, ты прекрасно знаком с подобными заведениями.

— Еще бы.

— Надеюсь, сам здесь не сидел?

Через полуоткрытую дверь они увидели ряд камер, перед дверями которых стояли соломенные сандалии. По количеству пар обуви можно было определить, что в каждой камере содержалось три или четыре заключенных.

Из туалета в сопровождении охранника возвращалась хромая женщина. Входя в свою камеру, она обернулась и загадочно улыбнулась посетителям.

Детектив вернулся и провел их в лазарет. И вот впервые за все это время они увидели Гастона: он сидел сгорбившись на кровати в своем старом костюме, который был ему безумно мал. Все то же лошадиное лицо — только с большой повязкой на лбу. И все же рана не казалась очень глубокой.

— Гас.

Узнав Такамори, француз наклонился вперед, вытянул большую руку и твердо сжал кисть друга.

— Ну и переволновались мы за тебя, Гас.

— Не о чем волноваться.

— Как твоя голова?

— Все хорошо. Боль прошла.

* * *

По дороге домой в автобусе Такамори и Томоэ заботливо посадили Гастона между собой. Ночное небо освещала радуга ночных огней. Перед ними, держась за поручни, стояли две девушки, судя по виду — студентки. Похоже, они возвращались с концерта в зале Хибия: все еще под впечатлением от музыки, они с энтузиазмом обсуждали игру пианиста.

Гастон был смущен и напряженно сидел, положив обе руки на колени.

Такамори вспоминал вечер, когда Гастон покинул их дом в Кедо. Тогда миллиарды звезд мерцали в безоблачном, как сегодня, небе, и на их фоне четко вырисовывалась длинная фигура Гастона, уходящего в ночь: он снова и снова оборачивался, чтобы попрощаться.

Даже сейчас Такамори по-настоящему не понимал причины его ухода. Но в простецком лице Гастона читалась определенная глубокая цель, когда он печально смотрел на них и пытался что-то объяснить на своем ломаном японском языке.

— Я ухожу. — Он произнес это так просто и прекрасно, что Такамори едва не расчувствовался. Что он видел после того дня? Какие приключения выпали на его долю?

Такамори вновь допытывался, не больно ли другу и действительно ли на него упала стальная балка. Гастон кивал, но в глаза Такамори не смотрел.

— Что ты делал на стройплощадке? — Гастон явно не знал, как ответить на этот вопрос. — Ты был там вместе с профессиональным киллером по имени Эндо, не так ли, Гас?

— Да.

— Мы очень беспокоились о тебе. Тебе повезло, что ты смог избавиться от него.

— Да.

— Ты знал, что за человек был Эндо?

— Он не плохой человек, Такамори.

Такамори видел, что Гастон чего-то не договаривает: есть нечто, чего он не хочет им рассказывать.

— Гастон-сан, мы приехали в Сибуя, — объявила Томоэ. — Вы помните Сибуя?

— О, Сибуя! — Француз прижался забинтованным лбом к окну и напряженно вглядывался в ярко освещенные улицы, будто пытаясь что-то рассмотреть. Здесь ночное небо тоже полыхало неоновыми огнями.

— Сэнсэй! — еле слышно пробормотал Гастон.

— Сэнсэй? Ты имеешь в виду Тетэя-сан?

— Да. Собака-сан с ним?

— Собака-сан? О, ты имеешь в виду ту бездомную дворняжку?

— Я хочу увидеть собаку-сан.

И с глазами, полными мольбой, он посмотрел на Такамори.

Звезды, сверкайте

Такамори знал Сибуя так же хорошо, как и Синдзюку, — вплоть до каждой крысиной дыры. И у Гастона остались очень живые воспоминания об этом месте.

Сойдя с автобуса, все трое пошли вниз по улице, которую даже в этот поздний час заполнял народ. Гастон часто озирался, будто вспоминая что-то. Когда они подошли к одному кинотеатру, он остановился и замер, не говоря ни слова.