Книга Сети - Пол А. Тот

Морису пришлось взять себе заместителя для наведения порядка в Мерси. Жалкие остатки центра города до сих пор дымились.

Еще не уехавшие начинали переселяться. Старики решили остаться. Двадцать три человека погибли. Они тоже останутся.

Сотня пострадавших при взрыве лежали в больнице, оставшейся невредимой на окраине города. Она простоит до тех пор, пока не умрет или не переедет последний обитатель Мерси; врачи и персонал будут жить в ближних пустых кварталах. Ученики пойдут в новые школы в новых городах, так как общественный колледж сгорел в огне.

Вернется ли Морис к обязанностям мэра после смерти Шейлы? Он еще не решил, точно не зная, будут ли воспоминания о жизни с ней мучить или утешать его. В конце концов, она еще жива.

Альберт уехал в Норвегию через неделю после несчастья, с благословения Шейлы.

– Поезжай, – сказала она ему с больничной койки. – У меня есть Морис и Холли. Если останешься, будешь только напоминать о дяде Альберте в тени.

– Но мне надо сейчас тебя видеть.

Она закрыла рукой глаза, раздвинула пальцы и сказала:

– Я тебя вижу. А теперь хочу видеть, как ты уезжаешь.

Холли пока не решила, уезжать ли из Мерси. В данный момент хотелось лишь помочь Шейле. Конечно, и Морису понадобится ее помощь. Она станет его мачехой, как обещала, присматривая, чтобы он регулярно принимал ванну.

В этой новой роли принялась отыскивать спрятавшуюся Холли. Глядя по утрам на часы, перечисляла, что надо сделать за день, когда навестить Шейлу, когда остановиться у дома Мельников, убедившись, что им не завладели многочисленные призраки, один из которых еще жив – еле-еле.

Восьмилетняя Холли быстро росла в те недели. И вскоре стала той самой женщиной, от которой столько лет пряталась. Ее звали Холли Гонайтли.

На нижнем этаже корпуса Шейлы бывший мэр, капитан полиции и начальник пожарной охраны усваивали, что от многолетнего пьянства не так легко избавиться. Они были единственными пациентами реабилитационного отделения, зная, что медицинский персонал проявляет к ним меньше сочувствия, чем губительная катастрофа. Тем временем галлюцинации пожирали их с той же яростью, как огонь – Мерси. Никакие инъекции морфия не облегчали душу; они цеплялись за спинки коек в надежде, что плот, на котором их бьет неудержимая дрожь, доплывет когда-нибудь до берега.

Секундная стрелка тащилась к тому часу медленного, по крайней мере, капитан полиции и начальник пожарной охраны получили прощение от своих жен. Зака некому было прощать за трагедию, приключившуюся Четвертого июля. Город немедленно и успешно подал на развод.

Однажды заскочил Морис после визита к Шейле. Зак, явно ничего не соображая после укола морфия, взглянул на своего преемника и пробормотал:

– Не заслуживаю прощения.

– Кто я такой? – спросил Морис.

– Президент.

Морис встал, подчеркнуто приняв позу лидера, великого человека.

– Отпускаю тебе грехи. Смягчаю приговор.

Зак впервые за два дня заснул.

– Что я наделала, – сказала Шейла. – Многие погибли?

– Забудь об этом, – сказал Морис. – Мы все участники заговора. Мы все это устроили.

– Ты имеешь в виду старушку Мерси?

– Те, кто верил Мерси, думают, что всегда были правы. А те, кто не верил, думают, что всегда ошибались. И правда. Они тоже участники.

Он прикоснулся к ее лицу. Улыбка уже изменилась, он больше не помнил ту, которую так долго старался поймать и запечатлеть.

– Мне одно хочется знать, – сказала она. – Какого черта ты делал в тот день на балконе с рапирой? Похоже, будто собирался покончить с собой.

– С тем, кто устроил заговор против меня. С призраком, не считая того, что я сам его выдумал.

– Ты своего отца имеешь в виду?

– Не совсем. Отца, которого я сотворил из того, кого знал. Не сумел заполнить многие пробелы, когда он был рядом, поэтому додумал остальное. Чревовещатель проклятый.

В похоронной конторе Адриана держала миссис Фиппс за руку.

– Говорят, это все кокаин, – сказала миссис Фиппс. – При отъезде я его предупреждала. Говорила: «Наркотики изменят тебя, Ларри, превратят того мальчика, каким ты был, в дурного мужчину».

– Он в вечер смерти собирался бросить, – сказала Адриана. – Хотел измениться.

– Спасибо за такие слова, но мой мальчик не был блудным сыном. Никогда не исправился бы.

– Ну, иногда истории, записанные в книгах, оборачиваются иначе.

Адриана оставила ее в углу, подошла к гробу. Прикоснулась к руке Фиппса, гадая, насколько его обещания были искренними, а насколько позаимствованными от миссис Фиппс. Подумала и о том, сумел бы он найти какой-нибудь путь между самим собой и матерью, если бы они когда-нибудь поженились.

– Она ошибается, – прошептала Адриана трупу. – Ты точно исправился.

Пуласки смотрел на дорогу из окна автобуса. Облачками своего дыхания рисовал картину пожара.

– Неплохо, – сказал сидевший рядом мужчина.

– Я знаю, – усмехнулся он.

Лежа на матрасе в спальне, Инга установила закон. Записала пятьдесят шесть правил, которым должен следовать Альберт, иначе ей придется его депортировать. Потом разъяснила обстановку в Норвегии.

– Никаких пингвинов, никаких айсбергов, никаких иглу и никаких эскимосов. Ты разочарован?

– Мне плевать, даже если здесь в феврале пятьдесят два и две десятых градуса,[47]– сказал он.

– Мальчики, – сказал отец, таща на прицепе за автомобилем громыхавший, почти пустой трейлер, – я хочу, чтобы вы этот вечер забыли. Ваша мать вообще не увидела происходящего. Ее ослепил огонь. И еще одно. Мы не виноваты в случившемся. Место было дурное. Я в ту же секунду увидел, как только приехал.

– Черт возьми, пап, – сказал старший сын, – я знаю, что мама нас с неба не видит. Мне не восемь лет.

– Даже я знаю, – сказал младший сын.

Отец взглянул в зеркало заднего обзора, сообразив, что убедил себя, будто мальчики после смерти матери перестали расти, тогда как старшему уже четырнадцать, а младшему двенадцать. Потом увидел морщины вокруг собственных глаз. Он прошел долгий путь со времен службы копом, но и впереди его ждет долгий путь.

Анна сидела одна в баре. Музыку она теперь ненавидит, да что еще остается делать? Если Инга до конца пути погрузилась в любовь к Альберту, надо провести линию так, чтобы никто не смог маневрировать по сторонам от нее.

Шейла с чистой колеей из города Мерси, штат Калифорния, провела свой последний день на земле глубоко внизу; морфий вместе со светящимися пузырями создавали над больничной койкой плоскость света. Иногда видела над собой свою болтавшуюся руку, которая словно отделилась от тела и прощально помахивала.