Книга Тайная вечеря - Павел Хюлле

Бердо же, пока Хатамани неспешным шагом, взяв под руку, провожал его до дверей Лазурного зала, как ни странно, ни о чем, связанном с религией, уже не думал. Зато ему вспомнилась не так давно прочитанная в Scientific American статья о некоем классе морских животных — асцидиях Ciona intestinalis, которые весьма нестандартным способом решили проблему эволюции. У личинок асцидий имеется спинномозговая трубка с мозговым пузырьком на конце, соответствующим головному мозгу позвоночных и позволяющим личинке двигаться и охотиться, однако при развитии во взрослую особь ее строение значительно упрощается: теперь, отыскав достаточно безопасную нишу, актиния ограничивается тем, что обеспечивает себя кормом. По мнению биологов, это поразительное явление обусловлено эволюционным механизмом выживания: в стабильных условиях для Ciona intestinalis мозг — слишком тяжкое, энергоемкое бремя.

Лишь покинув Лазурный зал, Бердо, будто очнувшись от летаргии, во внезапном озарении вспомнил, где — много лет назад — видел явно не последнего в университете человека, являющегося правой рукой господина Хатамани и называющего себя не своим (тут нет никаких сомнений) именем Ибрагим ибн Талиб. Да, конечно: это тот самый мужчина с висящим на плече «Калашниковым», который застал его в сторожке Михайлы.

Что-то в душе у Бердо оборвалось, но он ничем этого не показал. Уже у самой двери, услужливо приоткрытой Ибрагимом ибн Талибом, спросил:

— Вы любите мотоциклы?

— Не меньше чем вы, — последовал ответ, — а может быть, даже больше.

Направляясь в кафе «Маска», Бердо снова ощутил запах той горной реки, дешевого табака и оружейной смазки.

Глава VI

Двенадцатый

А теперь послушай историю иного рода.

Дом на холме хранил множество тайн, а еще там были никому не известные коридоры, ведущие в удивительные места: даже наделенному высшим знанием не пришло бы в голову, что такие могут существовать. Иногда, отправляясь на ночные прогулки, он заходил так далеко, что его охватывал панический страх: сумеет ли вернуться? Инез — Хозяйка Зари — на многое закрывала глаза, но если кого-либо из ее придворных утром не оказывалось на месте, гневалась. Он испытал это на собственной шкуре: несколько дней его больно кололи иголками. Привязанный к своему ложу, он страдал от страшных колик и запоров, вызванных отравленной пищей. Тогда величайшая тайна еще не была открыта: события, будто рассыпавшиеся бусинки, лежали, беспомощные, на дне ящика, поджидая, пока их соединит нить света. Прежде, правда, ему иногда посылались неясные знаки или предзнаменования, но, опасаясь взвалить на себя непосильное бремя, он предпочитал о них не вспоминать.

Впервые это случилось давным-давно, когда он еще ничего не знал ни про город над заливом, ни про дом на холме. Знал лишь, где кухня с печью, чердак, амбар, овин, хлев и пригорок за хатой, где растет большой старый дуб. Хотя никто ему ничего не рассказывал — ни дома, ни в костеле, — он чувствовал, что дерево стоит здесь испокон веку. Взбираясь по ветвям, он достигал неба, где неусыпно бдели ангелы. Он приветствовал их, они — его. По корням он добирался до центра Земли — там в страшных пещерах дремали огромные, как телята, гусеницы и черви. Однако в такие странствия он пускался редко. Только если был уверен, что никто не позовет его домой — нарубить дров, натаскать воды, загнать убежавшую свинью в хлев. Чаще всего просто сидел под дубом и смотрел на раскинувшийся внизу мир: раздольные луга, по которым петляла речушка, зеркало озера с облаками, а по другой стороне большой воды — всегда темная полоска леса. Коровы, которых он пас, сами бродили между сухих кустов можжевельника. Там он впервые услышал голос. Взял из дровяного сарая топор, отвязал козленка и, отведя его под дерево, несколько раз ударил по загривку. Так его и нашли: забрызганного кровью, с головой козленка в руках; привалившись к стволу дуба, он глядел в небо. Когда отец и братья пороли его, привязав к столбу в овине, он не произнес ни слова, не просил пощады. Голос, велевший под дубом принести в жертву козленка, сказал, что ему суждено страдать.

В город на берегу залива он попал, когда голос потребовал сделать то же самое с телочкой. На этот раз его не стали бить. В длинной белой рубахе, как муху в коконе из паутины, долго везли по бескрайней пустыне в диковинном экипаже без лошадей. Остановились во дворе дома на холме, и двое слуг отвели его в красивый, сверкающий чистотой зал. Там его помыли, подстригли и дали одежду, какой он никогда еще не носил. Голос сказал, что отныне он — хозяин этого замка и будет жить в нем, пока не получит знак из ящика со стеклянной стенкой. Ничего не смыслящие глупцы называли ящик телевизором, знать не зная, каково его истинное назначение. Он же полюбил его с первого взгляда и мог часами всматриваться в мелькающие перед глазами живые картинки.

Подданные, после того как он предсказал, что в долине у подножья холма, где садовые участки, вскоре появится озеро, стали называть его пророком Иоанном. Он стоял в желтом халате возле высокой сетчатой ограды и, глядя вниз на людей, которые пололи грядки и собирали клубнику, кричал: «Вода большая и потом еще больше! Вода большая и потом еще больше!»

Слуги деликатно отвели его из сада в покои, но, когда спустя несколько дней начался не прекращавшийся много часов ливень, когда пересекавший долину ручеек, разливаясь с неслыханной быстротой, унес в город деревянные хибарки, сараи, инвентарь и целые деревья, попутно смыв припаркованные поблизости автомобили, о нем стали говорить как о пророке. Сперва шепотом, а затем и во всеуслышание — когда годом позже на место катастрофы съехались бульдозеры и экскаваторы. Все обитатели дома на холме из открытых окон (как зарешеченных, так и без решеток) затаив дыхание следили за преображением долины: ее обнесли земляным валом, вал обложили дерном, и на месте бывших огородов образовалось искусственное озеро, куда вскоре повадились ходить влюбленные парочки, пьянчуги, школьники, прогуливающие уроки, и рыбаки. Даже Инез — Хозяйка Зари, от которой не дождешься ласки, погладила его тогда по щеке и сказала громко, так, чтобы услышали все в телевизионном зале: «Ну видишь, ты нам это предсказал!»

Он не признался, что про наводнение и озеро ему сообщил тот же, что и раньше, голос. Но не из ящика. Ящик по-прежнему не давал знака, чтобы он покинул дом на холме. До того самого утра, когда, дождавшись ухода Инез, он вышел из своей комнаты, прокрался в зал, где стоял телевизор, и нажал кнопку. Тут-то, к своему изумлению, он понял, что его зовут на помощь: взрывы в ночных магазинах, раненые, которых отвозили в больницы, люди с закрытыми лицами, которые бросали бутылки в ограду какой-то стройки, полицейские, стреляющие в них резиновыми пулями, — все то, что показывал телевизор и о чем говорили перед камерами люди на улице и в студии, явно было посланием. Ему велели покинуть дом на холме и отправиться в город, чтобы установить там мир и порядок. В проблеске озарения он познал истину. После Отца и Сына он — тот Третий, который приходит, когда настает час.

Он не наивный дурачок. Во-первых, нужно переодеться: дважды, когда их возили на экскурсию — один раз на корабле, второй — на автобусе по старому городу, — они переодевались, чтобы никто не позавидовал одеждам, которые полагалось носить в доме на холме. А еще понадобятся деньги — как в их киоске со сластями, газетами и табаком. Он выключил ящик и вернулся в свою комнату. Подданные, как обычно, уже играли в карты. Вскоре все вместе пошли в столовую завтракать. Он спокойно, не спеша ел молочный суп — покуда одна из служанок, привезшая в зал тележку с едой, не отлучилась в кухню, оставив дверь открытой. Проходя мимо вешалки, он снял висевший там со вчерашнего дня белый халат и надел на пижаму. Миновал кухню, откуда доносились звуки обычной суеты, и, никем не замеченный, грузовым лифтом спустился на первый этаж. Уже снаружи, в баке, набитом объедками и коробками, увидел выброшенные кем-то старые башмаки на деревянной подошве. В таких часто ходили слуги. Он не раздумывая их надел, скинув свои шлепанцы. Его вид никого не удивил: на пути в третий корпус ему встретились две медсестры, какой-то слуга и доктор. Каждый вежливо кивнул в ответ на его кивок и прошел мимо.