Книга Игрушечный дом - Туве Марика Янссон

Два заклеенных окна придавали комнате незнакомый таинственный и осиротелый вид. Бабушка надраила дверную ручку и вычистила помойное ведро. На следующий день она выстирала всю свою одежду и, уставшая, пошла к себе. В осеннюю пору в комнате было тесно: сюда складывали вещи — и те, которые еще понадобятся следующей весной, и просто хлам. Бабушка любила чувствовать себя затерянной в этом хаосе и, прежде чем заснуть, подолгу разглядывала все, что окружало ее: сеть, ящики с гвоздями, мотки стальной проволоки и веревки, мешки с торфом и другие нужные предметы, но с не меньшей нежностью рассматривала она таблички с названиями давно разбившихся кораблей, старые оповещения о приближающемся шторме, сведения об отстрелянных норках и убитых тюленях и, конечно же, любимую картину с отшельником посреди пустыни и стерегущим львом на заднем плане.

Как же я оставлю эту комнату, подумалось бабушке.

Она с трудом вошла и разделась, раскрыла окно, и комната наполнилась ночной свежестью. Бабушка наконец легла и с наслаждением вытянула ноги. Она погасила свет, было слышно, как по ту сторону стены папа с Софией тоже укладываются спать. Пахло смолой, сырой шерстью и, может быть, немного скипидаром, море молчало. Засыпая, она вспомнила о горшке, стоявшем под кроватью, этом ненавистном признаке беспомощности. Она согласилась взять его, чтобы не вступать в лишние споры. Горшок может пригодиться в шторм или в дождь, но на следующий день его приходится украдкой выносить в море, а все, что делается украдкой, тяготит душу.

Проснувшись, бабушка еще долго лежала, раздумывая, выходить ей или нет. Снаружи подкарауливала непроглядная тьма, а ноги болели. Крыльцо было неудобным — слишком высокие и узкие ступеньки, а еще спуск к уборной и обратный путь. И лучше не зажигать свет: от этого только теряешь ориентацию, когда выйдешь во двор, и кажется, что кругом еще темнее. Сначала нужно свесить ноги с кровати и подождать, пока перестанет кружиться голова. А после сделать четыре шага к двери, снять крючок и снова подождать, потом осилить пять ступенек, держась за перила. Она не боялась упасть или оступиться, хотя знала, что вокруг кромешная тьма, и хорошо представляла себе, что чувствуешь, когда рука теряет опору и ухватиться не за что.

— Ничего страшного, — пробормотала про себя бабушка, — я и так знаю, как тут все выглядит, так что видеть мне не обязательно.

Она спустила ноги с кровати и подождала немного, потом на ощупь сделала четыре шага к двери и сняла крючок. Ночь была черная, приятный колючий холодок пронизал бабушку. Очень медленно она спустилась по ступенькам и заковыляла от дома. Все оказалось не таким трудным, как представлялось. Дойдя до поленницы, она хорошо знала, в какой стороне дом, а в какой море и лес. Далеко в море тарахтел мотор плывущего по фарватеру катера, но огней не было видно.

Бабушка присела на поленницу и подождала, пока пройдет головокружение. Оно прошло скоро, но бабушка не вставала. На восток, по направлению к Котке, проплыла баржа, постепенно звук дизельного мотора растаял, и ночь снова стала тихой, как прежде. В воздухе пахло осенью. К острову приближалась еще одна лодка, по-видимому, маленькая, на керосинном ходу. Наверно, рыбачья, с автомобильным мотором, непонятно только, почему так поздно, обычно они выходят сразу после захода солнца. Во всяком случае, она не плывёт прямо по фарватеру, а уходит прямо в море. Тяжело стуча, лодка миновала остров и стала удаляться, пульсирующие удары раздавались все дальше и дальше, но никак не стихали.

— Чудно, — вслух произнесла бабушка. — Да это же разрыв сердца, совершенно ясно, а никакая не лодка. — Она замерла в нерешительности: пойти прилечь или посидеть, наверно, лучше посидеть еще немного.

Иллюстрации Туве Янссон

Честный обман

Все персонажи этой повести не имеют реальных прототипов, и точно так же ни на одной карте вы не найдете деревни, описанной в этой книге.

Посвящается Майе

1

Было обычное, темное, зимнее утро, снегопад так и не утих. По всей деревне в окнах ни огонька. Чтобы не разбудить брата, Катри накинула на лампу платок. В комнате донельзя холодно. Сварив брату кофе, Катри поставила термос возле его кровати. Большущий пес, что, уткнувшись носом в лапы, лежал у двери, провожал взглядом каждое ее движение, ждал, когда наконец они вместе выйдут на улицу.

Снег на побережье шел уже целый месяц. Старики и те не помнили, чтобы в этих местах выпадало столько снега — снега, который без устали, ни на миг не унимаясь, сыплет с неба, заваливает двери и окна, тяжким грузом давит на крыши. Не успеешь расчистить дорожки, как их опять заносит. К тому же мороз, в лодочных мастерских не поработаешь. Деревня просыпалась поздно, ведь утра теперь считай что не было; усадьбы молчаливо дремали под нетронутым снежным одеялом, пока из домов не выбегали дети, — они тотчас принимались рыть в сугробах ходы и пещеры, шуметь и резвиться. И наперекор всем запретам упорно кидали снежки в окно Катри Клинг. Она жила на чердаке, над лавкой местного торговца, вместе с братом по имени Матс и большущим псом, у которого имени не было. Перед рассветом она обыкновенно выводила пса на прогулку, шла с ним по деревенской улице к Маячному мысу — так повторялось каждое утро; мало-помалу просыпалась и деревня, люди выглядывали наружу, говорили, что снег, мол, валит по-прежнему, а она опять со своей псиной гуляет, все в той же волчьей шубе. Да и вообще, разве это дело — оставить собаку без имени, всем собакам положено имя.

Про Катри Клинг говорили, что у нее только цифры на уме да собственный брат. А еще ломали голову над тем, откуда взялись у нее желтые глаза. У Матса глаза точь-в-точь как у матери — голубые, а уж каков с виду был отец, никто и не припомнит, он когда еще на север подался за лесом — да так там и сгинул: чужак ведь, что ему возвращаться? Все привыкли, что глаза у людей большей частью голубые, а вот у Катри они желтые, почти как у ее пса. Она смотрела на мир прищурясь, сквозь узкие щелочки век, и этот диковинный цвет — скорее желтый, чем серый, — только изредка привлекал внимание окружающих. Подозрительность, то и дело вспыхивавшая в ней по самым пустячным поводам, порою на миг широко распахивала ее глаза, и при определенном освещении они действительно казались желтыми и здорово смущали народ. Всем было известно, что Катри Клинг никому не доверяет и занята лишь собою и братом, которого воспитывает и опекает с тех пор, как ему сравнялось шесть; поэтому в деревне ее чуждались. Сыграли свою роль и другие причины: никто ни разу не видел, чтоб безымянный пес вилял хвостом, и ни сама Катри, ни ее собака ничьих услуг и одолжений не принимали.