Книга Часть целого - Стив Тольц

Гарри обвинял других членов кооператива в корысти. Говорил, что чует их алчность, которая облипает их, как капельки пота.

— Тысячи долларов в кулаке вам недостаточно? — кричал он. Предсказывал, что малый греческий сенат сгорит синим пламенем. Демократия в преступном мире оборачивалась тем же, что и везде: безупречной теорией, которую портила практика — в глубине души ни один человек не верит, что люди сотворены равными. В кооперативе постоянно разгорались споры по поводу распределения доходов и неприятных обязанностей, как то: спиливания серийных номеров у тысяч похищенных фотоаппаратов. Члены поняли, что, как и в масштабах целых стран, любые ориентированные на получение прибыли демократии создают нестабильность, подогревают нетерпение и алчность и, поскольку ни один человек не проголосует за то, что именно он будет убирать общественные туалеты, ведут к расслоению и эксплуатации самых слабых и непопулярных категорий людей.

Гарри также обнаружил, что анонимность разочаровывает его коллег. Ощутил нюхом — при помощи ноздрей.

— Ты худший из всех! — Он указал пальцем на Терри.

— Приятель, я и слова не сказал, — отозвался мой брат.

— Этого и не требуется. Я носом все чую.

Не исключено, так оно и было. Ведь однажды Гарри сказал, что если паранойя длится долго, то может привести к развитию телепатических способностей. Может, такое случилось и с ним? Может, он увидел будущее? Или сказал то, что было совершенно очевидно: в голове Терри зашевелились мысли, которые могли погубить и его, и всех, кто был рядом. Сказать по правде, я этого не понял и не почувствовал приближения грозных событий. Не исключено, что Боб Дилан ошибался. Может, все-таки необходимо быть метеорологом, чтобы предсказать, откуда подует ветер.

Второй проект

Как правило, всякий человек живет своей жизнью, и если он включает телевизор и там передают новости — не важно, насколько они серьезны, не важно, насколько глубоко мир погряз в дерьме и какое эти новости имеют отношение к бытию человека, — его жизнь — это отдельная область, а информация — отдельная. Даже во время войны приходится стирать исподнее — согласны? И ссориться с близкими, а затем мириться, если ты не прав, хотя в это время на небе отверзлась огненная дыра и испепеляет все до состояния картофельных чипсов. Но дыра обычно не настолько велика, чтобы остановить течение жизни, однако у некоторых особо неудачливых случаются исключения, когда новости в газетах и новости в спальне пересекаются. Уверяю тебя, это пугает и приводит в уныние, если, читая газету, случается узнавать о себе.

Все началось далеко от дома. Утренние газеты поместили кричащие заголовки: главные игроки австралийской команды по крикету попались на том, что брали деньги от букмекеров и во время международных матчей по их заказу играли не в полную силу. Новость раздули, наверное, больше, чем следовало, но, как было сказано, спорт в Австралии — национальная религия и такое событие сродни тому, как если бы христиане узнали, что Господь, задумав сотворить горы и леса, не помыл перед этим руки. Скандал набрал обороты. Поднялся шум, люди были шокированы и возмущены, повсюду только и говорили, что все это безобразно и отвратительно, оказывается, все продается и покупается и пятно со спорта теперь не смыть. Выступающие по радио требовали крови. Они хотели, чтобы с плеч летели головы — головы букмекеров и подлинных предателей, игроков. Политики кричали о справедливости, клялись докопаться до подноготной, и даже премьер-министр пообещал устроить «тщательное и всестороннее расследование коррупции в спорте».

Для меня этот спортивный скандал был просто фоном. Я был слишком занят собственными проблемами: мать прощалась с жизнью и обращалась в ничто, как безумная королева, отец тонул в бутылке, а брат шел по миру с пистолетом в одной руке и топором в другой.

В следующую субботу мы должны были встретиться с Терри на матче Австралии с Пакистаном. Все, памятуя о скандале, задавались вопросом, состоится ли игра, но поскольку действует принцип, согласно которому человек считается невиновным, пока его вина не доказана, расписания никто не отменял. Небо было ярким, воздух полон весной — такие дни убаюкивают, внушая ложное ощущение безопасности, но меня мучили страхи, которые у меня всегда возникают в присутствии тридцати пяти тысяч людей, способных в любой момент выплеснуть наружу свою коллективную ярость.

Когда игроки выбежали на поле, толпа бешено взревела, потому что именно эти спортсмены были вовлечены в скандал. Одни игроки не обращали внимания, другие отвечали зрителям непристойным жестом, тем, который требует одновременного действия обеих рук. На трибунах дружно гикали. Мне нравится улюлюкать на стадионе. А кому не нравится? Некоторые зрители вкладывали в крики всю свою злость, другие больше смеялись. Терри молча сидел подле меня.

Когда капитан вышел для подачи мяча, улюлюканье сменилось свистом и на поле полетели различные предметы, как то: банки из-под пива и ботинки — собственные ботинки зрителей! Один из болельщиков перепрыгнул через ограждение, выскочил на поле и попытался помешать капитану. Другие последовали его примеру и тоже высыпали на поле. Раздался свисток — игра на этом явно была закончена. В это время Терри повернулся ко мне и бросил:

— Пошли! — Я решил, что он имел в виду: «Пошли домой», но прежде чем понял, что происходит, брат бросился вниз, на поле. Я хотел бежать за ним, но он скрылся в толпе, которая прибывала со всех сторон и блокировала командам выход. Ситуация развивалась на нервах, по-дикарски. Ты же знаешь, какой может быть взбунтовавшаяся толпа.

Затем я услышал крик, совершенно отличный от общего рева разъяренных зрителей. И посмотрел туда, куда смотрели все. Эту картину я вижу до сих пор, стоит мне опустить веки: Терри достал пистолет и целится в капитана австралийской команды. Огромные глаза светятся, лицо посвежело, точно он искупался в живительных водах. Выражение непривычное — словно он восхищался собой. Толпа замерла. Люди хотели бежать, но любопытство повелевало остаться. Любопытство победило. Полицейские пытались проложить себе дорогу на поле, когда Терри выстрелил капитану австралийской команды в живот.

Не знаю, как мы оттуда выбрались. Помню, что Терри смотрел на меня из толпы и махал рукой. Помню, как мы бежали. Как Терри рассмеялся и предложил разделиться, но, прежде чем раствориться среди людей, сказал:

— Посмотрим, как он сумеет перехитрить собственную смерть!

Ни до, ни после его выстрела в Австралии не поднималось такой шумихи. Даже объединение австралийских колоний в 1901 году не вызвало столько публикаций. Но самым ужасным было то, что газеты поместили фотографии. Кто-то успел снять брата: глаза Терри сияют, руку с пистолетом он тянет вперед, асам мило улыбается, словно дает капитану дружеский совет. Ни одна газета не пропустила этой фотографии, ее показали все телевизионные каналы. С этого момента мой брат находился в розыске. Так началась его скандальная слава.

Наш городок наводнили полицейские и репортеры. Особенно досаждали журналисты. Их не удовлетворял ответ: «Отцепись!» Но и полиция тоже докучала. Мне задавали разнообразные вопросы, и одно время я даже находился под подозрением. Я признался, что ходил на матч с братом, но потерял его, когда он скрылся в толпе. Нет, отвечал я, я не видел, как Терри выстрелил. Нет, с тех пор он не давал о себе знать. Нет, я не знаю, где он живет. Нет, мы с ним не были близки. Нет, я не знаю ни его друзей, ни сообщников. Нет, я не знаю, откуда он взял оружие. Понятия не имел, что у него есть пистолет. Нет, не думаю, что он когда-нибудь попытается со мной связаться. Нет, если он со мной свяжется, я не стану сообщать об этом в полицию, потому что он все-таки остается моим братом. Да, я слышал, что такое препятствование свершению правосудия. Да, я знаю, что грозит соучастнику. Да, я готов отправиться в тюрьму, но не хотел бы этого делать.