Книга Историческая личность - Малькольм Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, чего это он? – спрашивает Мартин.
– Он чувствует себя свободным, – говорит Говард.
Поток приходит в движение. Говард включает передачу; он сворачивает в боковые улицы и переулки, пока не оказывается возле безобразия из красного кирпича – школы его детей. Многие буржуазные матери, освобождаясь на день от своих детей, припарковывают машины цепочкой вдоль узкой улицы. Говард настороженно пристраивается к цепочке, тормозит поближе к школьным дверям и открывает дверцу фургона, чтобы выпустить Мартина и Селию. Они бегут к женщине, которая переводит их через дорогу. Он следит за их мокрыми фигурками по ту сторону улицы. Затем он трогается с места и возвращается к центральному затору. Город занят делом; толпы движутся на работу вокруг парка и собора, ратуши и универмага Вулворта. Он направляется к университету за западной окраиной города через отрущобившийся жилой район викторианских прижатых друг к другу особняков, грязных, содержащихся кое-как, помеченных всеми знаками транзитности. На этих улицах студенты, не живущие в Шпенглере и Гегеле, Марксе и Тойнби, Канте и Гоббсе, живут в своих квартирах и снимают комнаты; в этот час утра они покидают квартиры и комнаты с удобствами и наводняют магистраль, окаймленную строительными складами, гаражами для подержанных машин, мастерскими камнерезчиков с образчиками могильных надгробий. Тут они стоят, ожидая автобусов и голосуя проезжающим машинам.
Говард сидит за рулем, рассматривает лица, ищет знакомые. И вскоре обнаруживает такое: на автобусной остановке ждет под сводом бордового зонтика девушка в темно-сером костюме. Он сигналит машинам позади себя; он останавливается чуть дальше за остановкой; он гудит ей. Но девушка эта явно умеет распознавать попытки закадрить ее; она оглядывается на фургон с очень прохладным любопытством, а затем снова смотрит на магистраль, выглядывая в суете машин автобус, на котором положила себе уехать. Говард снова гудит; наконец открывает дверцу и вылезает наружу, прижимаясь к дверце, чтобы избежать проносящихся мимо машин. Он кричит:
– Мисс Каллендар! Мисс Каллендар!
Мисс Каллендар в автобусной очереди снова оборачивается и глядит попристальнее. Встряска узнавания.
– Ой, – говорит она, – это мне машет доктор Кэрк.
– Идите же, – говорит Говард. – Я подвезу вас до университета.
Мисс Каллендар немного медлит, обдумывая это приглашение; потом отделяется от вереницы ждущих студентов и идет к фургону.
– Ну, вы чрезвычайно любезны, – говорит она, останавливаясь с пассажирской стороны, – и в такой скверный день.
– Очень рад, – говорит Говард. – Садитесь.
Мисс Каллендар берет в рифы свой зонтик, притягивая его бордовые складки к его серебристому стержню; потом открывает дверцу фургона и начинает забираться внутрь.
– А я думала, вы каждое утро маршируете в университет со знаменем в руках, – говорит она, приспосабливая длинные ноги к тесноте, опуская свой портфель на пол, а зонтик ставя вертикально между коленями. – Я понятия не имела, что вы разъезжаете в моторизированной роскоши.
Говард отпускает сцепление; он говорит:
– Сэкономите на плате за проезд.
– И верно, – говорит мисс Каллендар, – весомое соображение в наши дни.
Фургон отъезжает от тротуара и встраивается в ряд машин, которые в каждое буднее утро перед девятью часами движутся от Водолейта к университету.
От мисс Каллендар исходит запах гигиеничного шампуня. Ее зонтик изящно увенчан стеклянным шаром с цветком внутри, эдакая викторианская диковинка; ее белые пальцы сплетены на шаре. Она поворачивается к Говарду и говорит, словно поверяя грешную тайну:
– Правду сказать, я почти опаздываю. Никак не могла заставить себя встать с постели.
– И знаете почему? – говорит Говард. – Слишком увлекаетесь вечеринками.
– Да, это нехорошо, правда? – говорит мисс Каллендар. – В котором часу она кончилась?
– Под утро, – говорит Говард. – Через несколько часов после вашего ухода. Около четырех.
– Не понимаю, как вам удается, – говорит мисс Каллендар, – эта вечеринка требовала жутко много сил.
– Как любая вечеринка, – говорит Говард, – если отнестись к ней с подлинным интересом.
– А, – говорит мисс Каллендар, – я полностью согласна. Меньше всего от них требуется веселья. Оно сводит их к чему-то пошлому.
Говард смеется и говорит:
– Но вам было интересно?
– О да, – говорит мисс Каллендар, – на мой лад. Видите ли, я чужачка и должна выяснить, как все вы тут и что.
– И выяснили? – спрашивает Говард.
– Не уверена, – говорит мисс Каллендар, – я думаю, что вы – очень интересные персонажи, но вот до сюжета я еще не докопалась.
– Ну, это просто, – говорит Говард. – Сюжет – история.
– О, конечно же, – говорит мисс Каллендар, – вы ведь человек, причастный истории.
– Совершенно верно, – говорит Говард, – потому-то вы должны доверять нам всем. Как и эти ребята вчера вечером. Они на стороне истории.
– Ну, я доверяю каждому, – говорит мисс Каллендар, – но никому предпочтительно. Полагаю, я не верю в групповые добродетели. По-моему, это исключительно индивидуальное достижение. Поэтому, мне кажется, вы и преподаете социологию, а я литературу.
– А, да, – говорит Говард. – Но как вы ее преподаете?
– То есть вы спрашиваете, структуралист ли я, или психолингвист, или формалист, или христианский экзистенциалист, или феноменологист?
– Да, – говорит Говард.
– А, – говорит мисс Каллендар, – так я ни то ни другое, не пятое и не десятое.
– Так что же вы в таком случае делаете? – спрашивает Говард.
– Читаю книги, беседую с людьми о них.
– Без метода? – спрашивает Говард.
– Вот именно, – говорит мисс Каллендар.
– Звучит не слишком убедительно, – говорит Говард.
– Да, – говорит мисс Каллендар, – у меня есть склонность оставаться чуть-чуть неуловимой.
– Ничего не получится, – говорит Говард. – Каждое слово, которое вы произносите, это декларация вашего мировоззрения.
– Я знаю, – говорит мисс Каллендар, – и ищу способа, как это обойти.
– Такого способа не существует, – говорит Говард, – вы должны знать, кто вы есть.
– Я либерал девятнадцатого века, – говорит мисс Каллендар.
– Этим вы быть никак не можете, – говорит Говард, – сейчас ведь двадцатый век, почти его конец. Никаких ресурсов не осталось.
– Я знаю, – говорит мисс Каллендар, – вот почему я либерал.
Говард поворачивает голову и смотрит на мисс Каллендар. А она глядит на него невозмутимыми глазами, чуть приоткрыв губы, абсолютно безмятежная. Ее белое лицо, и темные волосы, и одетая в серое фигура заполняют маленький фургон. Он вспоминает, как она уходила из его дома вчера вечером, стояла над кабинетом, заглядывала внутрь. «Вы проявили куда больше интереса к этой велосипедистке, чем ко мне», – сказала тогда Фелисити Фий.