Книга Поэтесса. Короткий роман - Николай Удальцов

– Петр, вы думаете, что люди так уж хотят стать гражданами?

Может, им вполне достаточно того, что они просто люди?

– Не знаю, Аркадий.

Но знаю точно, что люди становятся людьми только тогда, когда становятся гражданами.

По-видимому, наш разговор не то чтобы зашел в тупик – потребовал некоторого тайм-аута.

– Скажите, Петр, – Аркадий достал сигарету, но не закурил ее, – вы курите?

– Бросаю…

…Говорят, что ученые где-то за рубежом провели среди бывших курильщиков тест; и на вопрос: «Для чего вы бросили курить?» – победившим был признан ответ:

– Для того, чтобы стать занудой, – это был тест не на отношение к своему здоровью.

Это был тест на честность.

Ни один курильщик не нанес столько вреда окружающим дымом своих сигарет, сколько вреда нанесли им бывшие курильщики своим нытьем: «Не курите при нас…»

– …Знаете, Петр, если бы у меня было собственное дело, первым помощником я пригласил бы вас, потому что у вас очень много идей.

– Почему бы вам, Аркадий, не заняться собственным делом?

– Я занимаюсь тем, что умею делать.

А вот моя жена модельер, и владеет небольшой фирмой по пошиву одежды.

Впрочем, в этой области все уже так «перекопано», что изобрести что то новое трудно, – мне показалось, что Аркадий смотрит на меня выжидающе.

Возможно, он подумал: «Неужели и в модельерском деле у этого сумасшедшего есть новые идеи?»

И тогда я сказал, слегка приулыбнувшись:

– Пусть ваша жена попробует выпускать мужские костюмы-тройки, у которых жилетка будет с рукавами, а пиджак без рукавов…

…Дальше Аркадий спрашивал меня не как преподаватель студента, а как участник семинара своего коллегу.

И наш разговор вырулил на старую дорогу, с накатанными еще до нас колеями:

– Разве при первом президенте было лучше? – он задал мне вопрос, на который было не сложно ответить.

– При первом президенте Россия боролась с проблемами, доставшимися ей от предыдущей эпохи.

При нынешней власти Россия живет с проблемами, созданными нынешней властью.

– Но может быть, мы действительно пока не доросли до демократии?

– Чехи – доросли, хорваты – доросли, все остальные – доросли. А мы, по мнению нашей власти – недоросли какие-то.

– Что вы хотите этим сказать, Петр?

– Что я – не хуже чехов или хорватов.

Просто власть не должна ограничивать страну собой.

О том, что, возможно, наша власть не доросла до народа, живущего при демократии, я говорить не стал. Но – подумал.

Мы помолчали совсем недолго, и Аркадий, глядя куда-то в сторону, проговорил:

– Одного не могу понять. Почему вы, художник, пытаетесь во всем разобраться, а политики, похоже, нет? – и по крайней мере часть ответа на его вопрос была для меня очевидна:

– Настоящий художник старается сделать мир лучше.

И для этого приходится разбираться в том, какой он, этот мир, на самом деле.

– Но для этого, Петр, у вас нет достоверных источников информации.

– А газеты? – ответил Аркадию я первое, что пришло мне в голову.

Хотя мог бы рассказать о сотне самых разных людей, с которыми мне, художнику, приходилось встречаться ежемесячно.

– Толку-то от этих газет, – вздохнул Аркадий.

– Средства массовой информации, это обратная связь любой функциональной системы, – возразил я. Впрочем, довольно вяло. – От газет нет толку только в одном случае.

– В каком?

– Когда плохое государство создает людям плохие газеты.

– Знаете, Петр, по-моему, многие скажут вам, что их все это не интересует. – Аркадий, это не интересует только тех, кому безразлично то, в каком мире будут жить их дети.

– Петр, вы хотите что-то изменить в России?

– Да.

– Тогда, возможно, вас сочтут сумасшедшим.

– А если я смогу когда-нибудь ясно и вразумительно объяснить людям, почему я хочу это сделать?

– Тогда вас сочтут сумасшедшим совершенно точно…

– …Скажите, Петр, – Аркадий переключился, наверное, посчитав, что серьезных вопросов и ответов пока хватит для нас обоих, – вы были женаты?

– Да, – ответил я, – я был женат трижды.

И все три жены оставили меня из-за моего беспробудного пьянства.

– Теперь, похоже, вы бросили пить.

Что-нибудь в личном плане изменилось?

– Да.

После того как я бросил пить, появились не только женщины, которые оставляли меня, но и женщины, которых оставлял я.

И напоследок Аркадий задал мне один очень сложный вопрос:

– Зачем вам все это надо? – и я ответил совершенно честно:

– Не знаю…

…Когда мы вернулись в зал, я увидел Ларису, что-то обсуждавшую с кандидатом в депутаты. И форма их обсуждения вполне подходила под определение «оживленно».

Во всяком случае, разговаривали они довольно бойко – как люди, обсуждающие что-то по-настоящему интересующее их.

Начала их токовища я, разумеется, не слышал, но продолжение уверило меня в том, что они нашли понятную обоим тему:

– …В фойе мы разместим выставку детского рисунка, а перед началом концерта вы вручите детям призы.

– Я и дети – великолепная находка, Лариса Павловна!

Это не какая-нибудь там национальная идея, – в этот момент и Лариса, и кандидат в депутаты одновременно оглянулись и увидели меня, слушающего их. Мне показалось, что кандидату стало чуть неловко, а Лариса, деловито кивнув мне, указала рукой, державшей авторучку, на рояль:

– Взгляни, я там тебе оставила записку с очередными предложениями.

Я кивнул в ответ Ларисе, и отприбыл от их творческого междусобойчика.

И подойдя к роялю, за которым еще совсем недавно сидела Лариса, обдумывая предложения по организации предвыборной компании владельца пивных заводов и сетей специализированных магазинов, понял, что ее мысль работала в самом лучшем на свете направлении.

На листке бумаги в клетку были выписаны слова, сочиненные моей поэтессой для меня:

Отбросив все сомненья на закланье,

Оставив все текущие дела,

Хочу с тобою встретиться в желании.

Переплести и души, и тела…

…Время общения с кандидатом в депутаты подошло к концу, и прощались мы как закадычные друзья.

А когда напоследок я, чувствуя, что в глупости переборов не бывает, внес предложение:

– На концертах мы можем организовать лотерею. Разыграем подарочные бутылки с пивом на этикетках которых будут ваши предвыборные портреты, – то удостоился искренней похвалы:

– Вот видите, Петр, с вами, оказывается, можно разговаривать серьезно.