Книга Бегом с ножницами - Огюстен Берроуз

Наконец нам все-таки удалось пропилить в крыше, между стропил, хорошую дырку.

— Привет, Агнес. — Я просунул руку вниз и помахал в кухню.

— Что там такое, ради Бога? — изумилась бедная женщина, поднимая голову.

Натали просунула в отверстие лицо.

— Не могла бы ты сходить в магазин и купить нам чего-нибудь поесть? — попросила она.

— А чего вы хотите? — уточнила Агнес.

— Не знаю. Чего-нибудь.

— Вы все-таки побыстрее заканчивайте, — сказала Агнес. — Не можем же мы жить с дыркой в крыше.

Время показало, что мы как раз можем жить с дыркой в крыше.

Потому что наша прикидка оказалась очень грубой, а глазомер отсутствовал напрочь. В результате окно из кладовки лишь приблизительно подошло к дырке в крыше.

Мы прибили его на место, заделав щели по краям щепками. Потом положили свежую дранку.

Дыра все равно осталась. Между крышей и верхней частью окна образовался зазор шириной в семь с половиной дюймов. Это расстояние мы знали точно, потому что только его и померили линейкой.

Восемь месяцев в году через это окно лил дождь, собираясь в миске, которая теперь постоянно стояла на кухонном столе. Остальные четыре месяца в миску падал снег. Рождественские приготовления происходили в вязаных шапках и перчатках.

Несмотря на все это, световой люк, при всей своей кособокости, пропускал в кухню целый столб света — и солнечного, и лунного.

— Мне правда очень нравится, — комментировала

Хоуп, выливая в раковину целую миску дождевой воды. — Стоило повозиться.

Доктор Финч согласился:

— Придает кухне чувство юмора.

Не согласилась лишь Агнес.

— Это катастрофа, — заключила она. Надо отметить, что слова эти прозвучали лишь после того, как она оставила кошелек на том месте, где должна была стоять миска для сбора воды.

Холестерин королевы Хелен

Кэйт совсем не походила на остальных Финчей. Она выглядела тоненькой, изысканной, слушала Лору Ниро и фьюжн-джаз. Встречалась с красивыми черными мужчинами и свою безупречную квартиру украшала восточными коврами и африканскими символами плодородия. Дочку Бренду отдала в балетную школу. После развода с мужем сохранила его фамилию. Среди своего семейства она казалась особой королевских кровей.

Однако остальные так вовсе не считали.

— Снобка, — приговорили они ее, — высокомерная сучка.

Но я буквально преклонялся перед Кэйт и чувствовал себя страшно польщенным, когда в присутствии друзей она просила меня помыть ей машину или опустить жалюзи.

Заметив возле дома машину Кэйт, я тут же переодевался, словно собираясь на свидание. Старался казаться как можно более воспитанным и очаровательным. Притворялся, что не имею с другими членами семьи ничего общего.

И вот почему: у Кейт было в жизни все, о чем я мечтал. Она работала профессиональным, лицензированным косметологом. Или, если употребить слово, которое я ненавидел, парикмахером.

Кэйт планировала когда-нибудь открыть собственный салон, и это нас объединяло, поскольку я тоже мечтал открыть целую сеть магазинов и салонов по всему миру, а кроме того, создать собственную линию косметики для волос. Я даже хотел разработать особую линию, направленную специально на использование в салонах, поскольку считал, что средства, используемые для химической завивки, слишком портят волосы. Я и понятия не имел, каким образом сделать их менее вредными, однако располагал кое-какими идеями по упаковке, в которой они по крайней мере выглядели бы более безопасными.

Щедрая Кэйт отдала мне свой старый учебник по косметологии. Он оказался в твердой обложке, но без супера. Привлекательное название занимало всю обложку и выглядело очень впечатляюще: «Руководство по косметологии». Внутри оказалась целая куча черно-белых иллюстраций тех процедур, которые должны освоить начинающие косметологи, прежде чем получить лицензию, позволяющую им практиковать. Там было представлено все — от завивки на бигуди до перманента, и я твердо решил сначала выучить эту книгу наизусть, а потом отправляться на курсы. Я не собирался рисковать, потому решил заранее вызубрить материал. Даже те процедуры, кото-рые давно не делают. Может, их давно запретили из соображений безопасности. Скажем, «шестимесячную», для которой к голове клиента присоединяют электрические провода.

«Работа с волосами» была единственным поприщем, которое я представлял себе в качестве профессионального занятия. Стать врачом я уже не надеялся, желание иметь собственное шоу на телевидении к этому времени почти удалось подавить. Ежедневно по несколько часов я проводил, скорчившись над тетрадками, — вел дневник. Меня преследовало чувство, что если я не буду писать хотя бы четыре часа в день, то само мое существование потеряет всякий смысл. Несмотря на это, мне ни разу не пришла в голову идея стать писателем. Писателем была моя мама, но ведь она — чокнутая. А читали ее стихи лишь депрессивные дамочки, посещавшие поэтический семинар, который она каждое лето проводила у себя дома, да приятельницы, которым она сама звонила по телефону. Лишь один ее сборник напечатали — много лет назад и с тех пор больше ничего. Я понимал, что никогда не смогу так жить — без денег, без славы. Я мечтал о письмах от восторженных обожателей и дорогих наручных часах.

— Когда я стану следующим Видалом Сассуном, — рассуждал я, — то смогу иметь крутого бойфренда. — Мечты доходили даже до того, что когда-нибудь на меня обратят внимание манекенщики.

Готовясь стать косметологом мирового класса, я всеми правдами и неправдами уговаривал членов семьи и даже кое-кого из пациентов разрешить мне их постричь и сделать укладку. Оказалось, что у меня к этому настоящие способности.

Была одна проблема. Заключалась она в завивке на простые бигуди.

Сколько бы я ни старался, мне ни за что не удавалось создать пусть даже из хорошей завивки на самые традиционные бигуди красивую прическу, расчесав ее до волнистых, естественно лежащих волос.

— Неужели они действительно заставляют этому учиться? Неужели действительно проверяют умение накручивать на бигуди? — спрашивал я Кэйт.

— Да, именно так, — смеялась он. — Я знаю, что это старомодно, то есть что никто сейчас уже не носит такие прически. Но для того и существует школа парикмахеров.

Там занимаются в точности по учебнику. Вот только, к сожалению, учебник написан тридцать лет назад.

Я беспокоился, что мне так и не удастся постигнуть эту премудрость. А значит, я не стану полноценным мастером.

Вот такая мелочь подсказала мне, что мечта моя может и не осуществиться. Но тем сильнее она меня захватила. Среди ночи, когда все в доме уже спали и никто мне не мешал, я лежал в постели с дневником и лихорадочно записывал настигшие меня мысли и ощущения — писал до тех пор, пока рука не переставала слушаться и я не за-сыпал от нервного перенапряжения.