Книга Признаки жизни - Сергей Недоруб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никаких сложностей быть не должно. Создай в голове образ тепла в любой форме — огонь, солнечный луч, близость к раскаленному железу.
— Вроде создал.
— Теперь направь его в палец.
— В который именно?
— Не важно. Ты сам выбери.
Шептун отставил банку, не обращая внимания на вкусный запах, на который тут же побрел кот с подозрительным выражением на усатой морде. Посмотрев на большой палец, сталкер создал в голове образ шаровой молнии. Не имело значения, что о температуре реальной молнии Шептун не знал ничего. В его представлении она казалась горячей.
Через несколько секунд палец охватил приятный жар.
— Смотри-ка, работает, — удивился сталкер.
— А разве не должно? Это схоже с естественной реакцией на вид особи противоположного пола. Только в данном случае реакция управляемая.
— Какой же ты циник, шаман. Так и сказал бы — с реакцией на женщину.
— Это уже частный случай, а я тебе объясняю всеобщее правило. Ты только что создал образ тепла в определенном месте.
— Но как это работает?
— Прилив крови к нужному участку, только и всего.
— Хм, верно.
— Данное упражнение предназначено для тонкого регулирования интенсивности кровообращения. С его помощью ты можешь подгонять усиленное количество антител туда, где им самое место, то есть к поврежденному участку.
— А где я возьму усиленное количество антител?
— Хороший вопрос. Вспомни упражнения на воспоминания.
— Точно. — Шептун расплылся в улыбке, вспомнив, как Маркус ночью вылакал половину котла с ухой из сардин. Тогда его это сильно позабавило и теперь служило отличным светлым воспоминанием. Сталкер вспомнил пыльный кошачий хвост, вымазанную в супе морду, смотрящую на сталкера так, словно ее обладатель сам понятия не имел, как здесь оказался. Ему стало не просто смешно — Шептуна охватило тягучее и радостное умиротворение.
— Вот теперь разогревай рану на животе, — сказал Сенатор. — Сейчас ты через счастливое воспоминание создал временное повышение уровня антител. И теперь нужно направить этот поток в район подреберья.
— Ага. — Шептун погнал шаровую молнию через себя. Дрожь пробрала его с головы до пят, когда он понял, что метод работает. Сталкер сгустил эмоции в шар, поместив его в центр молнии, и направил все внимание на удержание этого состояния.
— Что теперь? — спросил он. — Я не могу долго выдерживать эмоциональный подъем, это забирает много сил.
— Долго и не нужно. Теперь тебе нужно закрепить состояние. Делай упражнение на холод.
— Как? А, понял.
— Да. То же самое, только иллюзию тепла заменяй на холод. Не надо воображать, будто ты это уже сделал, — создавай иллюзию себе самому так, как заколдовывал бы другого человека. То есть постарайся убедить в реальности происходящего. Маленькая магия тем и хороша, что на себя она применяется без проблем. Все органы твоего тела связаны друг с другом через кучу сосудов.
Шептун снова отодвинул банку от кота и мысленно создал снежок. Получилось так здорово, что на него даже напал озноб.
— Чувство холода закрепляет части тела в том виде, в котором они находились до этого, — говорил шаман, помешивая варево. — Теплом ты перемешаешь по телу физическую интерпретацию эмоции в виде антител, отвечающих, как известно, за иммунитет. Холодом прекращаешь этот процесс и, что самое главное, оставляешь все как получилось. Если просто убирать тепло, то эмоция рассеивается.
— И что, у каждого человека это действует?
— Только у того, кто не ленится над собой работать.
— У меня все получается.
— Шептун, в погоне за духовным началом ты забыл о тушенке.
— О, прошу прощения. — Удерживая в животе снежок, сталкер сделал еще пару движений ножом и вывалил содержимое банки в котелок. — А для чего нужно покалывание?
— Для диагностики. Так можно узнать, насколько твое тело готово отвечать на сигналы.
— Должно быть, чем более впечатлителен человек, тем проще ему все это дается?
— Нет. — Сенатор сорвал с банки полуоткрытую крышку и поставил ее перед Маркусом. — Эта система работает со всеми людьми в равной степени. Просто бывают те, которые еще заранее испортили себе впечатлительность длительными негативными эмоциями.
— Видимо, я по-прежнему сильно эмоционален.
— Ты нормален, Шептун.
— И что же, большинство людей тогда ненормальные?
— Все люди нормальны, так как нормы у всех разные. А ты нормален по моим личным меркам, сталкер, и, поверь, они у меня жесткие и требовательные.
— То есть тебе со мной повезло. — Шептун попробовал похлебку ложкой. — Соли бы добавить.
— Думаю, повезло нам обоим. Соли у меня немного, но сегодня можно.
— У тебя есть соль? И ты молчал?!
— Должен же я тебя удивлять.
— Да ты с первой нашей встречи только этим и занимаешься. Удивляешь меня.
С солью, казалось, и котелок стал кипеть веселее…
— Сенатор?
— Что, друг мой?
— А есть те, кто, по твоим меркам, не просто нормален, а хорош или даже мудр?
— Есть. — Шаман зачерпнул ложкой бульон, наливая себе в миску.
— И кто же это?
— Любой, кто не пришел в Зону.
Глядя на стены своеобразного каньона, в котором оказались западные болота Агропрома, Шептун думал, что это в своем роде земля обетованная. Причина была вполне банальной: ни малейших изменений в местности сталкер не заметил, хотя последний выброс был достаточно силен. Новые аномалии не появлялись, бродяги вообще не заходили. Когда Шептун пытался поговорить об этом с Сенатором, тот быстро объяснил ему, в чем дело.
— Вот именно что выброс был силен, — сказал он. — Настолько, что заблокировал вход сюда со стороны центра. Я выходил утром посмотреть.
— Утром? Я думал, что теперь встаю рано. Когда же ты успел?
— Я двигаюсь бесшумно.
— Но настолько, чтобы меня не разбудить.
— Мне удалось не разбудить даже Маркуса, хотя он спит куда более чутко, чем ты, друг мой.
— Этот? — Шептун покосился на свернувшегося клубочком лентяя. — Да его из пушки не поднимешь.
— Многого ты не знаешь про котов. Впрочем, я тоже, как оказалось.
— Вот, точно. — Сталкер потянулся. — Я тут подумал, и на меня сошло озарение. Попробуй свои методы на Маркусе применить — может, он поверит в себя, займется духовными поисками и все такое.
Сенатор завязал горловину мешка, подтянул ремень.
— Если бы ты сказал мне такие слова в первый день встречи, — произнес он, — то я бы решил, что ты надо мной смеешься.