Книга Сатанбургер - Карлтон Меллик III

Они гласят: «Зоны наслаждения», а рядом – пять стрелочек, указывающих на части ее тела, приносящие удовольствие: рот, задний проход, обе груди и влагалище.

[СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ]ЛЯГУШАЧЬИ БАНДЫ

* * *

Мы решили, что лучше будем непристойно трахать голубых женщин без конца, чем вернемся к скучной работе. Гробовщик, наверное, уже наложил в штаны от злости. Он не простит нас.

Я сказал «без конца», но лично у меня конец наступил очень быстро. Я трахался совсем немного. Моя голубая была так голодна, что просто затолкала мой инструмент внутрь и заставила меня кончить меньше чем за две минуты. И одного раза хватило, чтобы накормить четырехлетнюю девочку. Наверное, это были лучшие минуты в моей хреновой жизни, но под конец меня постигло разочарование.

Христиану, наоборот, повезло – он получает удовольствие со всех сторон, кувыркается по всей комнате и бьется об стены в экстазе, стараясь удовлетворить двух бестий, которых привел. Но на самом деле это они пытаются удовлетворить себя. БОЛЬШОЙ Голод. Громкий шум падающих предметов и крики. Голубые женщины не умеют кричать по-настоящему, но могут производить свистящие звуки.

Он терпит поражение.

Я решаю прийти на выручку.

* * *

Божье око:

Мое зрение не сразу разбирается, что к чему. Слишком много туда-сюда, свет стробоскопа, который Христиан купил четыре года назад в ломбарде, тоже бьется в оргазме. Изломанные существа, как водные рептилии, нападают на человека-облако, перемещаясь, находя удобные позиции для траханья. Это напоминает грязевой поток, вода сочится по волосам, все гудит умм-ммм-ммм…

Все это раздражает. Возвращаюсь в свое тело, к моей голубой женщине, кажется, она скучает, но чем-то взволнована. Она просто уставилась на меня, ничего не говорит, просто смотрит. Я слишком застенчив, чтобы выдержать ее взгляд, сижу, потягиваю бренди.

Потом предлагаю ей.

– Хочешь выпить?

Потом понимаю, что ей всего четыре года:

– Ладно, забудем. Тебе еще рано.

Я чувствую себя педофилом.

* * *

Когда две голубые дамы закончили с Христианом, они стряхнули влагу со своей гладкой голубой кожи, красиво, а потом ушли. Они оставили по себе две вещи: мою голубую малышку, которая до сих пор таращится на меня не мигая, и открытую дверь – в проеме мы видим многочисленную шайку древесных лягушек, которые явно откуда-то смываются, как преступники.

– Почему она не ушла? – спрашивает Христиан, показывая на голубую девушку.

Квакают лягушки.

Я пожимаю плечами, а он садится на ящик из-под молока рядом со мной. Немного дрожит от тяжелого труда, присоединяется к свежезажженной сигаре.

Он говорит:

– Они как тараканы.

– Кто? – спрашиваю я. – Лягушки?

– Нет, голубые женщины. Они отвратительны.

Я встревожен, прихлебываю бренди.

– Поче…?

– Сесил был прав. Грязные, больные шлюхи. Мерзость.

Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Мне неловко, но я не показываю своих чувств. – Мне нравится моя голубая девушка.

– Она не уходит. – Он смотрит, как она сидит в стороне и таращится на меня. – Что ты собираешься с ней делать?

– Оставлю у себя в комнате, – отвечаю я.

– Это так противно.

– Почему ты их ненавидишь? – Я пью. – Они такие невинные.

– Вот именно поэтому. Они невинны. Невинность отвратительна.

– Это довольно смелое утверждение, – говорю я. – Что именно ты ненавидишь?

– Просто ненавижу, ненавижу детей, ненавижу инвалидов, ненавижу идиотов. Простые умы скучны, как ад, и я не могу находиться рядом с ними. Невинность просто безобидный синоним невежества, а я ненавижу всех тупиц.

– Но тупицы ничего не могут с собой поделать, – говорю я и делаю глоток.

– Мне все равно. Глупость – это зло.

– Называть невинность злом и есть зло.

– Когда-то дети считались воплощением зла – злом от рождения – из-за их неведения. Родителям приходилось выбивать из них зло регулярно, каждый день, чтобы они перестали быть злыми, когда вырастут. Именно поэтому дети так жестоки по отношению друг к другу, к животным и так далее – ведь человек рождается из зла. Именно поэтому только невежественные взрослые имеют предрассудки и совершают подлости, они настолько глупы, что не могут перерасти свое детское отношение к вещам.

Христиан попыхивает сигарой. Голубая женщина видит, как крутятся шарики моих мозгов.

– Я тебя не понимаю, – говорю я. – Людям раньше приходилось бороться с неведением детей? Такие люди сами кажутся мне невежественными и злыми.

– Если бы у меня были дети, я бы выбивал из них неведение.

Ричард Штайн всегда говорил, что дети рождаются из добра. Перед рождением ты пребываешь с Богом, и это есть Счастье. Так что в ранний период жизни дети наполнены добрым духом, они счастливы и живут в мире. А чем старше становишься, тем дальше уходишь от Бога и становишься злобным. Именно поэтому пожилые люди в основном скряги. Они утратили память о добром духе.

* * *

– Знаешь, почему я думаю, что Волм находится здесь? – Христиан выпускает кольца дыма.

Я пожимаю плечами, а голубая девушка мне улыбается.

– Я думаю, что люди из Волма – заключенные из других миров, которых послали сюда, потому что дома тюрьмы переполнены. Все правительства Вселенной решили превратить какую-нибудь планету в БОЛЬШУЮ тюрьму и выбрали Землю. В этом даже есть какой-то смысл.

– Думаю, есть, – отвечаю я, но мне не нравится, когда другие люди считают свои мысли умными. Я сам считаю свои мысли умными, так что и сам себе не нравлюсь.

* * *

Лягушки, прыгающие у нас в доме, согласны, что мы на планете-тюрьме. Они и сами – преступники, которых приговорили за лягушачьи преступления. Но лягушки пытаются избежать заключения. Они убегают из Риппинг-тона, с Земли.

Ричард Штайн говорил, что лягушки были придуманы с особой целью. Они являются хранителями снов, фантазий и идей. Он говорил, что не существует такой вещи, как творчество/оригинальность, и все, что только возможно придумать, уже было придумано; до начала времен каждая история существовала в разных вариантах. Каждая идея хранится в огромном погребе около центра Вселенной. Так что, когда ты пишешь новую песню, или рисуешь картину, или пишешь стихотворение, не ты истинный творец, ты просто крадешь идеи из этого погреба и называешь их своими.

Лягушки – это специальные существа, которые распространяют идеи среди людей. В некоторых мирах эту работу выполняют камни. В других – пиявки. Иногда даже вибраторы с ремешками несут за это ответственность. Но в нашем мире разносчиками являются лягушки. Так что такой вещи, как оригинальность, не существует. Иногда идея может показаться оригинальной в каком-то мире, потому что этот мир еще не пережил эту идею, так что ее называют новой. Но это не так. Конечно, слово «оригинальность» содержит слово «оригинал», а оригинал – это то, что уже было сделано… мои мысли явно путаются. Я хочу сказать, что уже ничто никогда не будет новым, свежим. Любое творчество устарело и задохнулось.