Книга Опасная игра - Конни Брокуэй

– Мужчина, у которого есть немалый опыт в достижении этой сладкой цели?

Ему не понравился этот вопрос, заданный чуть слышным шепотом. У Рамзи не нашлось на него ответа. У него было много женщин, но слишком часто вслед за последними судорогами оргазма он чувствовал лишь пустоту. Сейчас же он не хотел предаваться бессмысленным воспоминаниям, а хотел только думать о Хелене.

– Вы ведь за этим сюда и пришли, разве не так?

Он слышал, как у нее перехватило дыхание. Видел, как испуганно она смотрит на него. Ни один звук не прерывал этого молчания. Туман окутывал их, словно теплое одеяло, сглаживая острые углы, смягчая уродливые линии.

– Так позвольте мне быть вашим наставником, маленькая искательница приключений, – мягко продолжал Рамзи. – Позвольте мне стать вашим приключением. – Он наклонился, и теперь его губы почти прикасались к шее Хелены. От нее пахло лавандой, намокшей пудрой и дождем. – Скажите мне «да», И вы не пожалеете.

Она задрожала, почувствовав кожей его теплое дыхание, и судорожно вздохнула, чувствуя, как страх и ... желание переполняют ее. Да, несомненно, это желание.

– Почему я? – прошептала она. – Есть много женщин, которые гораздо лучше ...

– Нет других женщин! Нет никого, кроме вас.

Хелене очень хотелось поверить в это. Говорил он так серьезно и взволнованно, но память почему-то услужливо рисовала ей образ грудастой блондинки, бесстыдно просунувшей руку между его бедер ... И дурман рассеялся.

– Я не могу ... – проговорила она, оттолкнув его.

Схватив девушку за плечи, одним движением Рамзи резко развернул ее и притянул к себе. Теперь она прижималась к его груди и не могла видеть его лица. Он жадно целовал ее шею, а в этот момент дождь, словно почувствовав какую-то перемену, припустил с новой силой.

Надо бы сопротивляться, пытаться хотя бы вырваться. Но какой-то животный голод, проснувшийся в Хелене, мешал ей здраво рассуждать, лишил ее последних сил. Закинув руки назад, она запустила пальцы в его густые мокрые завитки, прижимаясь затылком к широкому плечу и закрыв глаза под золотой маской.

Рамзи губами коснулся хрупкой шеи, подбородка, потом пощекотал нежную кожу под мочкой уха, скользнул ниже, пробежав кончиком языка по тонкой ключице. Хелена едва стояла на ногах, подавленная и покоренная этой чувственной атакой. Она попробовала развернуться в его объятиях, но Манро только плотнее прижал ее к себе, не давая пошевелиться.

– Не сопротивляйтесь, – прошептал он хрипло, – просто расслабьтесь и чувствуйте.

Она подчинилась.

И Рамзи вдруг понял, что напряжение медленно уходит из ее тела. Все охотнее она отдавалась наслаждению. Ему. А дождь тем временем падал на них теплыми струями, заливая снаружи их так, как если бы желание изнутри заливало их, путая мысли, планы, сознание.

Слегка отстранившись, Рамзи нащупал шнуровку корсета, торопливо распустил ее и бросил плотный панцирь на землю. Под ним на Хелене была только тонкая батистовая сорочка, влажно прилипшая к телу.

Он притянул ее ближе к себе, горячей ладонью скользнув под прозрачную ткань. Хелена ахнула от удовольствия, едва Рамзи дотронулся до ее упругой нежной груди.

«Надо немедленно остановить его! Сейчас, через секунду я так и сделаю ... »

Но Рамзи вдруг извлек ее грудь из батистового плена, и Хелена не стала сопротивляться. Она опять закинула руки назад, обхватила его шею и откинула голову, отдавая себя в его распоряжение. И он распорядился этим отлично, лаская, покусывая, дразня языком ее горячую кожу, рот, терзая сосок, ставший твердым и круглым, словно маленькая жемчужина.

Господи помилуй! Он, кажется, еще никогда не испытывал такого сильного, такого всепоглощающего желания. Из последних сил Рамзи попытался укротить его, воздвигнуть на его пути баррикады, но все попытки оказались бесплодны. Тело не желало слушаться голоса разума.

Он хотел ее, он должен был ее получить.

Схватив Хелену за талию, он развернул ее лицом к себе и уставился на перламутрово-белую грудь, влажную и непреодолимо соблазнительную. Задрожав, он наклонился, прикоснулся к соску губами и глубоко втянул его в рот. Ее кожа оказалась горячей, бархатной и душистой, как мед, как цветы, как виски. Выдержанный виски, лишающий человека разума. Он ласкал ее языком и слышал, как у Хелены сбилось дыхание. Вдруг она охнула и сладко застонала. Дождь смывал с ее маски краску, и золотые ручейки бежали по ее плечам и груди, оставляли следы на кружеве и розовом бархате.

Он упивался ее наслаждением, ее пробудившейся страстью, пробовал ее на вкус, впитывал в себя. Но потом ему вдруг захотелось большего. Заставив Хелену отступить назад так, что она прижалась спиной к кирпичной стене, Рамзи руками попытался закрыть ее лицо от струй дождя.

– Поцелуйте меня, – потребовал он. – Снимите маску, дайте мне свои губы.

Один вид этой маски приводил его в бешенство, напоминая о безжалостных словах старого маркиза, забыть которые не помогла даже неделя непрерывного пьянства. «Тебе хотя бы известно настоящее имя этой леди? Или она оказалась слишком предусмотрительной, чтобы назвать тебе его?»

– Сними ее. Сними эту чертову маску!

Желание и боль переполняли его, заставляя забыть об обычной надменной невозмутимости. Издав звук, похожий на рычание, Рамзи протянул руку, чтобы сорвать маску с ее лица, но Хелена схватила его за запястье с неожиданной силой, которую могло вызвать только отчаяние.

– Нет! – взмолилась она. – Нет! Прошу вас!

– Почему? – Рамзи не собирался уступать. – Вы считаете, что анонимный грех слаще? Или вы такая важная персона? Если ваше имя вдруг станет известно, то троны в Европе зашатаются? Кто вы, мадам? – глумливо усмехнулся он. – Принцесса? Герцогиня? Наследница престола? – Рамзи почти хотел, чтобы она солгала ему. Тогда у него появится право считать ее той самой авантюристкой, которой она и объявила себя с самого начала. Объявила, а он, дурак, не поверил. Ну что ж, он поверит ей теперь. Он заставит себя поверить.

Его слова оглушили Хелену, словно удары хлыста. Но даже сейчас, стоя перед ним с обнаженной грудью, в промокшем платье и линяющей дешевой маске, она не решилась солгать, а лишь молча опустила голову, словно не смея взглянуть на него. И вид этой тонкой беспомощной шеи вдруг наполнил Рамзи такой жалостью и нежностью, что он с трудом подавил желание молить ее о прощении.

– Ну? – хрипло потребовал он, со страхом понимая, что этой девушке удалось украсть самое ценное, что у него было: его хваленое хладнокровие.

– Нет, – прошептала она еле слышно. – Это не так. Я – никто!

«Никто».

Не было на свете слова, которое Рамзи Манро ненавидел бы больше.

«Ты никто, парень, – сказала ему изнуренная старуха в работном доме. – Маленький шотландский ублюдок. Такие, как ты, идут сегодня по пенни за дюжину. По полпенни. И нечего строить из себя бог знает что. Ты никто. Запомни это».