Книга Дизель решает все - Михаил Маришин

— Прости, Лексеич, — выдавил я из себя, сдерживая хохот и утирая слезы. — Думал, ты мне «малый загиб» в лицах изображаешь…

— Вот тугодум! Я ж ясно показываю… — Лихачев внезапно умолк, в глазах мелькнула догадка, и он, после небольшой паузы, подозрительно спросил: — Постой, если я тебе «загиб», то что ты мне там ответил?

Народ в цеху уже просто валялся. Самые стойкие, согнувшись пополам, держались за стены. Я совладал с собой и твердо, глядя в глаза, сказал:

— А вот этого, товарищ директор, я вам лучше говорить не буду…

— Ах ты ж, твою мать… — тут Иван Алексеевич показал, что недаром был балтийским матросом. — Ка-а-анструктор! Изобрета-а-атель!!! Все!!! Достал ты меня до печенок!!! А ну, шагом марш за мной, заявление писать! Будем теперь тебя по партийной линии воспитывать, раз ты по-хорошему не понимаешь! Завтра показ машины, из ВСНХ приедут, еще выше бери — руководство партии будет присутствовать! Мне что, опять за тебя перед товарищем Сталиным краснеть? Он все помнит! И не дай тебе Боже меня и там опозорить!!!

Эпизод 4

Утро 30 сентября. Ясная, солнечная погода, будто природа решила порадовать нас после вчерашнего редкого дождичка и разделить с нами радость первого «заезда» новой машины. Хотя формально ЗИЛ-4 уже ездил. В старом сборочном цеху, на первой передаче от стены до стены. Выпускать совсем уж «необъезженного жеребца» никто не рискнул, да и надо было убедиться, что все работает нормально.

Заводской двор заполнен радостно возбужденным народом и разукрашен праздничными транспарантами-лозунгами: «Даешь…», «Слава…» Отдельно кучкуются «группы по интересам» — сталинская команда, конструкторы, журналисты. Изредка отдельные товарищи перемещаются между ними, но пока все ждут и разговаривают вполголоса. Вижу, как Лихачев что-то объясняет Сталину, то оживленно жестикулируя, то смущаясь и пряча руки за спину. Я стою среди зиловских инженеров, пытаясь справиться с волнением, на память постоянно приходят мысли насчет «эффекта первой демонстрации», поэтому, стараясь отвлечься, расспрашиваю Важинского о присутствующих.

— Евгений Иванович, а это кто такие? — киваю на делегацию, принадлежность которой на глаз определить не удалось.

— Слушатели Промышленной академии, будущие директора заводов.

— Студенты, что ли? Больно великовозрастные.

— В основном партийные кадры, техническую подготовку проходят для работы в промышленности. Смотри — Лихачев Сталина сотоварищи к нам ведет. За языком следи.

Сошедшиеся вместе компании перездоровались, и секретарь ВКП(б), обращаясь ко всем конструкторам сразу, сказал:

— Вы, товарищи, большое дело сделали, молодцы. О вашей новой машине товарищ Лихачев много хорошего рассказал, но возникли вопросы, поэтому мы хотим получить ответы из первых рук. — И, обернувшись к своим, закончил: — Спрашивайте, товарищи.

Вопросы меня не удивили, все в основном упиралось и к какому сроку в сколько можно получить машин, можно ли их строить на других заводах. Я отмалчивался, пока лопоухий мужичок невысокого росточка, с открытым, улыбчивым лицом не поинтересовался:

— А на трактора ваши моторы ставить можно?

Это уже касалось меня лично, надо было отвечать, но пока я собирался, Каганович успел вставить:

— Что, Микита, за колхозы болеешь? За тракторизацию? Молодец, правильный вопрос! Недаром в академию тебя учиться направили.

— Да я, хе-хе, конечно, за колхозы! Какие же колхозы без тракторов? Хе-хе.

Это кто у нас тут такой? Неужто Никита Сергеевич, собственной персоной? А внешне очень даже располагающе выглядит. Впрочем, тот, из Вологды, тоже на мокрушника не похож был, а вот с Хрущевым у них сходство определенно есть.

— Моторы под трактора приспособить можно, — я глянул на стоящего неподалеку улыбающегося Уилсона. — Но предлагаю обсудить этот вопрос в рабочей обстановке в более подходящем месте. А Никите хочу пожелать успешной учебы, а то начнет кукурузу где попало сажать.

— Хе-хе. Какую кукурузу?

— Это выражение такое просто. История какая-то с агрономом-недоучкой была. Но запомни накрепко — кукурузу где попало сажать нельзя! Примета плохая.

— А ты сам-то где учился? Хе-хе. Может, посоветуешь, переведусь из Промышленной академии.

Уел, чертяка! Ох и чутье у него! И что теперь ответить, чтобы в лужу не сесть?

— Умный ты мужик, Никита, а прикидываешься! Но я тоже не лыком шит, насквозь тебя вижу! А что до учебы, так завод — моя академия.

Сталин, добродушно наблюдавший за нашей перепалкой, уцепился за последние мои слова и высказал директору ЗИЛа:

— Что ж это у вас, товарищ Лихачев, конструкторы без образования? Талант — это хорошо, но его надо знаниями подкрепить. Может, будь у товарища Любимова знания, мы бы сейчас уже сотни грузовиков имели? Это положение надо срочно выправлять!

— Так, товарищ Сталин, когда ж его было на учебу направлять? Мы с утра до ночи в работе! Вот пустим ЗИЛ-4 в серию, тогда и время поучиться появится, — и, после небольшой паузы, добавил, угрожающе глядя в мою сторону: — У Любимова все еще впереди.

— Это хорошо, товарищ Лихачев, а мысль собрать по вопросу двигателей отдельное совещание я поддерживаю.

Пользуясь тем, что всеобщее внимание привлекли медленно открывающиеся ворота сборочного цеха, я постарался отойти подальше от руководства, чтобы не спровоцировать его недовольство еще чем-нибудь, и наткнулся на Артюхину.

— Александра Федоровна! Какая неожиданная встреча! Вы к нам по журнальной линии или по партийной?

— Не угадал, товарищ Любимов! По рабочей. Дела у нас с директором.

— Это какие же, если не секрет?

— Да что уж там! Тебе как кандидату в члены ВКП(б) теперь сказать можно. Помнишь наш разговор в поезде?

— Это про коммунизм, что ли?

— И про это тоже, но не о нем сейчас. Помнишь, ты говорил, что женщин надо направлять на тонкую и кропотливую работу?

— Ну?

— Что ну?! В Ленинграде при изготовлении торпед для флота брак сократился в пять раз! Пять! Понимаешь?!

— Хорошо. А мы-то при чем?

— А при том! Я как представитель ЦК взяла на себя шефство над женскими коллективами, специально организованными для такой работы. Направление перспективное! Вот и у вас такой будет, все уже договорено. Насосы и форсунки будут делать! Оборудование точное уже везут из-за границы.

Пока мы так мило беседовали, ворота окончательно распахнулись. Внутри зафырчало, и на свет очень медленно и плавно, как ночью в цеху, на первой передаче выкатилось шасси. Именно шасси. Ни кузова, ни кабины не было. Только пол, который, изгибаясь, образовывал переднюю стенку моторного отсека, с боков ограниченного крыльями. Картину дополнял радиатор, возвышавшийся прямо перед водителем.

Выкатилось и встало, давая всем вволю собой полюбоваться. А потом, тронувшись с места, поехало вдоль толпы. В этот момент меня дернули за рукав. Оборачиваюсь — Милов.