Книга Крайние меры - Алексей Макеев

А может, камешек-то один?

Глава 9

Белоед с трудом приподнялся на локтях, затем попытался встать на ноги, опираясь о стену. Со второй попытки ему это удалось. Голова была заполнена тяжелым ватным туманом, перед глазами плавали радужные круги, холодный бетонный пол раскачивался, словно корабельная палуба в штормовую погоду. Он несколько раз тяжело, с хрипом втянул застоявшийся сырой воздух. Вдох-то ладно, а вот выдыхать совсем сложно. По крайней мере два ребра сломали, сволочи…

И зачем только его угораздило прийти в сознание? Нет бы в блаженном беспамятстве помереть, раз уж, кроме как помереть, ничего не остается… Он проиграл все, что можно. Он позволил предать и одурачить себя, а в довершение всего сунулся от большого ума сюда, как кот в голенище… Теперь рассчитывать на спасение нечего. Только слабые духом боятся взглянуть в лицо правде, какой бы страшной она ни была. В живых ему не остаться. Не оставят…

Почему-то осознание этого совершенно не напугало Белоеда. Наоборот, легче стало, словно тяжесть сбросил с плеч. Когда потеряно все, когда не осталось ни веры в себя, ни самоуважения, потерять опостылевшую жизнь совсем не страшно.

Но вот отомстить было бы неплохо! Поэтому надо собраться, надо усилием воли справиться с отчаянием, болью, ненавистью, затопившими мозг. Что толку биться головой об стену? Голова для другого предназначена.

Для начала нужно осмотреться. Раз его не убили сразу, то, может быть, отыщется шанс выбраться отсюда? Э! Так бывает лишь в дрянных американских боевиках, а они все дрянные. Здесь не Америка, здесь Россия. Белоед, прихрамывая, сделал несколько шагов и с радостью ощутил, что тело вновь начинает слушаться его. Руки ему оставили свободными, что ж, это хорошо. Когда за ним придут, он, если повезет, успеет сломать кому-то челюсть. Слабое утешение, но, за неимением лучшего…

Тусклая сорокаваттка, закрепленная под низким потолком, освещала совершенно пустую бетонную коробку площадью метров в шесть. Ни табурета, ни нар, ничего нет на голом полу. Окошка, хотя бы крошечного, не видать. Скорее всего, подвал, вон какой воздух затхлый. Мощная железная дверь с небольшим зарешеченным отверстием. Такую, даже имея хороший слесарный инструмент, не сразу взломаешь, а уж голыми руками…

Голова болела адски. Морщась, Белоед осторожно ощупал затылок, по которому пришелся удар дубинки. Запекшаяся в слипшихся волосах кровь, рассеченная кожа, здоровенная шишка… Ничего! Могло бы куда хуже быть. А по такой умной головушке, как его, только дубинками и стучать. Дабы излишний ум из нее выколотить, авось тогда она не станет заводить своего хозяина в такие вот… ситуации. Сколько же он провалялся в беспамятстве? Впрочем, какая разница? Гораздо важнее два других вопроса. Когда эти сволочи примутся за него всерьез? Скорее всего, долго ждать они не будут. И второй: как быстро его хватятся? Здесь ответ тоже не внушает оптимизма – особо хвататься некому. Македонцев можно смело вынести за скобки, а Саша Забугин, который ни вчера, ни позавчера в офисе не показывался, наверняка снова запил. Валеру убили… Вот разве что давешний милицейский полковник… Не дождавшись ответа на свой звонок, о котором они договорились вчерашним вечером, оперативник может догадаться, что стряслось что-то неладное. Но вот на то, что Гуров догадается, куда именно отправился Белоед, надежд мало. Хоть бы и догадался… Все равно ему не успеть!

Степан Владимирович глухо застонал, не столько от боли – он умел переносить боль! – сколько от горькой обиды на свою собственную глупость. Ну зачем он во время встречи, закончившейся для него этим бетонным склепом, вообще упомянул о полковнике Гурове? Эмоции, видишь ли, захлестнули… Хотя, припомнил Белоед, самое странное заключалось в том, что удивления это не вызвало! Значит, его врагу уже до разговора с Белоедом было известно, что им заинтересовались в ГУ уголовного розыска МВД?

Степан Владимирович присел на корточки в углу своего каземата, закрыл глаза и стал восстанавливать в памяти все, что привело его в этот как в прямом, так и в переносном смысле угол. Да-а… Тот еще разговорчик с бывшим однокурсником получился! Ведь он знал этого человека почти сорок лет, и что же? Оказывается, он никогда не знал его по-настоящему!

– Так ты решил, – улыбка на лице человека, сидящего за низким кофейным столиком напротив Белоеда, скорее напоминала оскал, – что это я ликвидировал проныру-журналиста и, заодно, твоего главбуха? А теперь, значит, хочешь собственноручно восстановить справедливость, покарать злодея и так далее? Это даже забавно! Дураком ты, Степан, был, им и остался. Вечный борец за правду. С мещанским уклоном…

– Да, я уверен, что за этими двумя смертями стоишь ты! – гневно сказал Белоед. – И не только за смертями. Это ты сорвал создание ассоциации. Это ты организовывал диверсии на наших объектах. Когда я прочел, наконец, материалы, собранные Рашевским, мне все стало хрустально ясно. Кроме одного. Зачем тебе это понадобилось? Ведь ты же сам дал мне беспроцентный кредит, ты знал, для чего он мне потребовался. Не понимаю… Но сегодня, Сергей, ты мне на этот вопрос ответишь.

Затянувшееся молчание, похоже, свидетельствовало о том, что его удар попал в цель. Особенно упоминание о файлах убитого журналиста.

– Ого! Пошли угрозы? – процедил наконец хозяин. Голос его резко изменился, стал враждебным, холодным, с металлическими нотками. – Не понимаешь меня, значит? Впрочем, это меня как раз не удивляет. Не с твоими мозгами, Степа! Я тоже кое-чего не пойму: как материалы Рашевского оказались у тебя? Их вообще не должно существовать в природе! Сперва ответь мне на этот мой вопрос, а затем, в зависимости от того, что я услышу, я, возможно, удовлетворю твое любопытство. Ты даже получишь подарок: уйдешь от меня живым.

– Запугать хочешь? А если я предупредил кое-кого, куда и зачем я отправился, а? – Степан Владимирович постарался, чтобы его слова прозвучали уверенно.

Он до последнего момента, наперекор логике, надеялся, что Рашевский допустил ошибку в своих рассуждениях, что Сергей ни в чем не виноват, что оправдается, убедит – все это лишь невероятное стечение несообразностей… Не стал он оправдываться. Лишь скалился по-волчьи, сверля Белоеда холодным ненавидящим взглядом.

Белоед не выдержал, сорвался.

– Об одном жалею, – выкрикнул он в ненавистное лицо, – не успел Рашевский дать мне свои материалы неделей раньше! Только намекал, а то ведь жив остался бы, да и Валерка тоже. А вот тебя я бы пристрелил, как бешеного пса! Ну ничего! Их двоих не воскресишь, но вот мое упущение еще не поздно поправить. Полковнику Гурову я тебя не отдам. Он вроде честный мент, он отдал мне распечатки файлов Рашевского, он мне поверил, так ведь то он… Стоит делу дойти до суда, как ты, скотина, вывернешься. Ты же скользкий, как обмылок. Никакого суда не будет. Ты до него не доживешь, гадюка!

– Вот, значит, как… Полковник Гуров… – протянул «обмылок», словно и вовсе не обратив внимания на угрожающий тон Белоеда. – То-то мне утром позвонили, порадовали… Предупредил, говоришь, кого-то? Уж не «честного» ли мента Гурова? Врешь ведь… Никогда бы твой полковник не допустил, чтобы ты приехал сюда, он, как я наслышан, человек умный. В отличие от тебя. Надо же, файлы Рашевского всплыли… Но до чего мне не везет последнее время! Ни на кого положиться нельзя, сплошь портачи, придурки и неумехи. Ладно, сейчас проверим… некоторые моменты.