Книга Третье пророчество - Олег Вакуловский

* * *

Потоцкий вспомнил сейчас всю эту историю с Торно, пока они с Эриком Густавссоном ехали в центр Осло.

Что-то у Густавссона изменилось, почувствовал Потоцкий. И похоже, изменилось по отношению как раз к нему, к Потоцкому.

Внешне эти изменения почти никак не проявлялись. Просто швед стал чуть более сосредоточенным и чуть более мрачным. Только вот чтобы уловить эти «чуть» со стороны, нужно было обладать сверхчувствительными сенсорами. Густавссон был на этот счет совершенно спокоен: он понимал, что заметить микроизменения в его настроении вряд ли кому-нибудь было под силу. По большому счету швед был прав. Никакой другой наблюдатель их бы не уловил ни за что в жизни. Все дело в том, что Потоцкий как раз и был исключением из правил.

* * *

Люди, давно и хорошо знавшие Александра Воронцова – а среди них особенно женщины, – всегда помнили об этой его способности если и не подглядывать чужие мысли и настроения, то по крайней мере всегда чувствовать их движения и колебания. Когда Воронцов еще был мальчиком, а между родителями пробегала кошка раздора, его мать старалась как можно дольше не показываться сыну на глаза, чтобы он не пронюхал о случившейся ссоре (он переживал эти конфликты достаточно тяжело). А бывшая жена Воронцова иногда откровенно вздрагивала, когда ее супруг вдруг неожиданно говорил:

– Да не нервничай ты так из-за этого урода.

Хотя она и виду не подавала, что переживает из-за одного харизматического телеведущего, который не обращал на нее никакого внимания во время как бы случайных встреч. И никогда в жизни она, разумеется, не делилась этой тайной информацией с Воронцовым. Сначала она делала вид, что не понимает, о чем он говорит. А потом, когда разрыв их стал очевиден для обоих, как-то с грустью сказала:

– Тебе бы, Воронцов, в разведке работать. Зарываешь таланты в землю.

* * *

Сам Воронцов эту свою способность ни каким-то особенным даром, ни талантом не считал. И в самом деле, чужие мысли он не считывал, свои тоже на расстоянии не внушал, цвета и цифры «сквозь стену» угадывать не мог, что ж тут было удивительного? А то, что он так хорошо чувствовал, что происходит в данный момент с другими людьми, – так Воронцов полагал, что это естественная человеческая способность, пользоваться которой может любой из нас. Нужно быть лишь чуть-чуть повнимательнее друг к другу. И тогда можно запросто настроиться на волну другого человека, как будто это радиоволна, а потом, если прием нечеткий – слабый сигнал или слишком много помех, – нужно лишь подкрутить поточнее шкалу настройки, чтобы поймать именно ту частоту, на которой сейчас живет этот другой. Вот и все, никакого волшебства.

* * *

Как раз сейчас Андрей Потоцкий мысленно «подкручивал шкалу настройки», пытаясь точнее понять, что за излучения исходят от Эрика Густавссона. Наверное, это и сыграло решающую роль в дальнейшем развитии событий. Что-то вдруг случилось. Что-то совсем еще непонятное, но очень важное.

Это произошло, когда машина повернула с бульвара в сторону центра. Швед машинально подался к окну и быстро посмотрел куда-то наверх. В принципе ничего особенного. Так ведут себя миллионы пассажиров в автомобилях. Время от времени они смотрят в окно и что-то там разглядывают. Но почему именно в этот момент сердце у Потоцкого вдруг забилось быстро-быстро, а в сознании вовсю прозвучал сигнал тревоги? Как в детской игре «холодно-тепло-горячо». Вот сейчас как раз стало горячо.

Похоже, в это мгновение Эрик Густавссон совершенно забыл про Потоцкого, он вообще про все забыл, настолько ему нужно было посмотреть куда-то. Правда, швед сразу же вспомнил про своего русского спутника и скосил на него осторожный взгляд. Все это были даже не секунды, а какие-то доли секунд. Хотя это если наблюдать со стороны. Для Потоцкого время почему-то шло очень медленно, за доли секунд он успевал продумывать целые фразы, ставить вопросы и отвечать на них.

«Карл-Густав-Вейе, дом сорок семь, – запомнил Потоцкий, быстро глянув на табличку. – Запишем, что именно здесь с герром Густавссоном случилось нечто странное». По-видимому, именно здесь находилось что-то или кто-то очень важный для герра Густавссона. Скорее всего он посмотрел на верхние этажи небольшого дома, стоявшего на углу Карл-Густав-Вейе. Скорее всего так и было...

17

– Подумать только, во что превратилась эта деревня, – неодобрительно проворчал Густавссон, пока они с Потоцким прогуливались по центральным улицам Осло.

– Вам не нравится? – удивился Потоцкий, разглядывая рекламу концертов мировых звезд и международных конференций, которые на этой неделе проводились в норвежской столице.

– Во мне говорит шведский империализм, – грустно признался Густавссон.

– Надо полагать, у вас и ко мне сохранились претензии по поводу Полтавской битвы.

– Очень может быть, – без тени улыбки сообщил швед.

– А не нужно было к нам лезть со своими крестовыми походами, – вежливо напомнил Потоцкий.

– Мы, может быть, хотели вам помочь. Принять, так сказать, в лоно цивилизации, – охотно поддержал дискуссию Густавссон.

– Надо было сначала спросить, хотим мы в ваше лоно или нет. Повежливее надо было с другими державами. А то возомнили себя великим государством... И чем все закончилось?

– Ой, кто бы говорил! – хмыкнул Густавссон.

– В русском языке есть подходящая поговорка! В таких случаях говорят: «Чья бы корова мычала...», – постарался как можно правильнее перевести на английский Потоцкий.

– Какая корова? – растерянно спросил швед.

– Не какая, а чья, – поправил Потоцкий. – Так и говорят: «Чья бы корова мычала...»

Пару минут Густавссон сосредоточенно думал, а потом рассмеялся.

– Хорошая шутка, – сказал он и тут же спросил: – А чья корова?

– Ладно, не будем про корову, – вздохнул Потоцкий. – Куда вы меня притащили?

– Раз уж вы попали в Норвегию, хочу провести для вас обзорную экскурсию...

– Послушайте, Эрик. Мы, кажется, приехали сюда по делу, достаточно для меня важному, – не без раздражения сказал Потоцкий. Он даже остановился. – Я полагал, что речь идет о сделке, важной и для вас...

Густавссон внимательно наблюдал за его маленьким гневным монологом. «Похоже, он не так доверяет мне, как в начале нашего знакомства», – понял Потоцкий.

– То есть вы не хотите посмотреть на вечерний Осло? – печально уточнил швед.

– Нет, я не хочу смотреть... – начал было Потоцкий, подпустив еще больше раздражения, как вдруг взгляд его случайно остановился на рекламном стенде, афиша которого сообщала об одном из сегодняшних концертов в Осло. – Я не хочу смотреть на вечерний Осло, я хочу воспользоваться случаем и попасть на концерт Бонн Тэйлор, – на ходу поправился Потоцкий. По реакции Густавссона было понятно, что он был готов к любому повороту событий, но только не к этому. Швед изумился пожеланию Потоцкого с такой обезоруживающей растерянностью, что тот даже на мгновение его пожалел.