Книга Укусы рассвета - Тонино Бенаквиста

— Завидую тебе, Антуан… У тебя одна развлекуха на уме. Счастливчик ты, ей-богу, не то что я… Извини, но у меня работа.

Он коварно подчеркнул это последнее слово.

Работа.

И я отпустил его руку, пусть идет к своим коллегам.

Работа.

Меня вдруг словно током ударило; я присел на ступеньки зала, как оглушенный, с пустым бокалом в руке.

Работа?..

«Давай-давай, работай!» — так кричат роженицам, готовящимся исторгнуть на свет живое существо. Так называют ту штуку, которая стоит на первом месте, перед семьей и Родиной. Это то, что, по уверениям нацистов, дарит свободу. Значит, это все — работа? Значит, ты, жалкий человечек, будешь читать мне нравоучения по поводу смысла бытия? Который заключается в этих трех слогах — ра-бо-та?

Работа! Да какая может быть работа, если с самого детства гуманитарный курс противоречил математическому? Если мечты не сопрягались с точными науками. Если непонятно, за что любить жизнь, когда видишь другую — в кино. Если не остается ничего, кроме ожидания синих утренних часов, вместо длинных чудесных вечеров.

Работа.

Пускай мое теперешнее существование продлится столько, сколько продлится, но я останусь в его уютных пределах, среди его хорошо отлаженных шестеренок, и никто не собьет меня с мысли, что шампанское — лучший ответ на все вопросы, а праздник — последний оплот против работы.

Жалкий человечек, которому наплевать на меня, ты даже не подозреваешь, что праздник, так же, как и работа, никогда не останавливает свой ход. И что если нам трудно завладеть главным, то всегда остается возможность попытать счастья в пустяках. Как тебе объяснить, что однажды, развеселым хмельным вечером, я на несколько секунд искренне ощутил себя властелином мира. Как описать те редкие мгновения благодати, которую может породить, сам не знаю почему, все что угодно — гитарный аккорд, случайная улыбка, взгляд красотки, звон бокалов, остроумная реплика, надежное ощущение близости друга. Это накатывает внезапно, без предупреждения, и длится какую-то долю секунды, и забывается так же мгновенно. Оттого-то я каждый вечер и шастаю по тусовкам — в поисках этого чуда. Зная лучше, чем кто-либо, что за дверями меня уже подстерегает чудовище с разверзнутой пастью по имени «завтрашний день».

Люди прощаются, расходятся. Себастьен объявляет мне, что спешит — у него еще один просмотр. Я показываю ему снимок. Он усмехается:

— Если будешь водить дружбу с такими подонками, вряд ли когда-нибудь сделаешь карьеру.

И велит позвонить ему в конце дня.

6

Я вошел в «Hard Rock Cafe» ровно в 21 час, так и не найдя ответа на вопрос: как обвести вокруг пальца бдительного сумиста, не выведя его из равновесия? А сумист — вот он, сидит в одиночестве, без обычных своих попутчиков, которыми любит себя окружать; перед ним только чашка капуччино и книга. Он возбуждает всеобщий интерес, клиенты за соседними столиками пялятся на него, перешептываясь между собой. Его тонкие черные волосы свободно ниспадают на плечи, придавая ему сходство с индейским вождем по имени Сидящий Бык, уставшим от ненормальных бледнолицых, которые только и мечтают, как бы запихнуть его в резервацию.

Жан-Марк вполголоса заговаривает о Жераре. По его словам, никто, кроме него, еще не знает о смерти вышибалы.

— Тебе здорово повезло оказаться среди тех бородачей, теперь полтора десятка свидетелей могут подтвердить, что это не твоя работа, — на случай, если легавые разнюхают, что он грозился тебя кокнуть, а ты подпалил его тарахтелку.

Ему хочется обсуждать эту тему, мне — нет. Пока шел разговор, я думал о другом: каким образом вознаградить его за ту услугу, о которой я собираюсь попросить. Мы не такие уж близкие друзья, чтобы я мог бить на чувства, но и не совсем чужие, чтобы предложить ему деньги — он наверняка откажется.

Вот уже пять дней, как я вляпался в эту передрягу, и он наблюдает, как бы со стороны, за моими сальто-мортале, а сегодня вечером я должен попросить его совершить один прыжок вместе со мной.

— Я раздобыл домашний адрес того типа с фотографии и даже пробовал дозвониться к нему на работу, но его не нашли.

— И что же?

— У меня мало времени, завтра в полдень я должен встретиться со стариком и отчитаться перед ним, а он передо мной — за Бертрана. Вампир исчез, и его психопатка тоже; значит, бесполезно обходить кабаки, где он раньше хлестал свою «Кровавую Мэри», теперь мой единственный шанс — этот парень.

— И что же?

— А вот что… Кстати, ты не хочешь съесть какой-нибудь сырный тортик или шоколадное пирожное?

— Я не голоден, и вообще мне через сорок пять минут пора открывать свое заведение.

— Ну а если тебе захочется чего-нибудь вкусненького там, на 42-й улице? Старик обещал хорошо заплатить, я смогу завтра же подскочить в «Панаму»: закажу тебе билет на нужный рейс и сниму номер в «Челси» аккурат на уикэнд.

Он призадумался, но в его раскосых глазах мелькнуло что-то похожее на угрозу. Н-да, что касается метода кнута и пряника, то «пряник» мне явно не удается, зато ему хорошо удается «кнут».

— Ты взялся за дело не с того конца, Антуан. Мне это не нравится. Если у тебя есть просьба, так давай, выкладывай, и покороче.

— Я должен пойти к этому типу, и ты мне нужен как…

— Как веский аргумент для убедительности.

— Скорее для устрашения.

— Ну, спасибо. Ты не первый ко мне с этим обращаешься, но обычно меня просят помочь вернуть угнанную тачку или спертый видак.

Пауза.

— Ты ведь знаешь мою репутацию, Антуан. Ну-ка, скажи, какая у меня репутация?

— «Человек, которому ни разу в жизни не понадобилось бить кому-либо морду».

— Точно! И не надейся, что ради тебя я похерю свой имидж, я на него десять лет работал.

— Тебе не придется ничего делать. Только присутствовать.

— А что касается Нью-Йорка, то я туда поеду не раньше июля, и бонус у меня уже в кармане, и осяду я у тех утренних алкашей-американов. Так что ты не с того начал.

— Не обижайся, Жан-Марк. Ты прикинь — разве я способен напугать хоть младенца, с моими-то хилыми ручонками!

— А зачем сразу лезть в драку? Посули ему бабки, вдруг купится. Заметь, даже в этой скверной ситуации у тебя есть одно преимущество: он ведь не побежит жаловаться в полицию, не тот случай — при его-то бизнесе. А может, он вовсе и не дружок Джордана. Вот что, предложи-ка ты ему билет до Нью-Йорка!

— Не валяй дурака!

— Или сходи туда с Этьеном, ты ему нравишься больше, чем мне. И у него, кстати, обычно тоже на все находятся свои аргументы. Никто не знает, какие именно, но у него всегда все выгорает.

— Я не стал с ним говорить про это, он не очень-то любит такие дела.