Книга Кто-то другой - Тонино Бенаквиста

Он снова покачал головой. Он не очень торопился увидеть свое новое лицо. Рождение Вермерена еще не было закончено, он боялся, что Блен испугается. Пока его превращали обратно в мумию, он пытался прочесть что-нибудь во взгляде Инес. Может, из лохмотьев кожи, швов, скоб и кровоподтеков на нее смотрело незаконченное лицо Вермерена.

Последние дни перед операцией прошли как во сне, городские шумы и соседи постепенно исчезали. На самом деле Тьери словно смотрел на себя со стороны, словно Вермерен уже шел рядом с ним, готовый принять вахту. Существование Поля Вермерена уже неделю как было подтверждено документально — паспорт, свидетельство о рождении. Под предлогом профессиональной необходимости Тьери вытянул из Родье по случаю расследования ценные сведения о фальшивых документах и о том, как их раздобыть. Родье упомянул несколько имен и места, где обычно работают специалисты, известные своей надежностью. Самые изысканные из них делали фальшивые паспорта на основе настоящих, украденных в префектурах. Истратив порядочную сумму, можно было получить весь набор документов, неотличимых от настоящих, потому что они и были настоящими. Тьери Блен за ценой не постоял. Первым делом он открыл счет в банке на имя Поля Вермерена и положил на него 150 000 франков — утаенные от налоговой деньги за дом в Жювизи. В своем старом банке он опустошил счет на две трети — забирая наличными каждую неделю в течение года, получилось 400 000 франков. Часть этих денег ушла на оплату услуг Жюста, фальшивых документов, на съем новой квартиры и помещения для будущего агентства. Из боязни вызвать подозрения он не мог продать ничего из принадлежащего Блену, даже рисунки и литографии, пылящиеся в глубине мастерской с незапамятных времен. Он мог бы выручить за них неплохие деньги у какого-нибудь антиквара, специализирующегося на подобных вещах и не слишком интересующегося их происхождением, но грозная Брижит, его бухгалтер, скоро заметила бы их исчезновение. С тех пор как она работала на нового управляющего мастерской, она постоянно пыталась встретиться с Тьери под предлогом всяких вопросов с налогами. Ей его недоставало, но не хватало смелости в этом признаться.

— Скажите, Мадемуазель, этот молодой человек вас не слишком загружает?

— Он хорошо работает, вникает во все, что я ему говорю, ведет ежедневный учет, в общем, бесценный клиент. Только смертельно скучный.

— Потерпите еще пару месяцев, я вернусь.

Ему всегда нравилась ее кукольная пухлость. Она знала его слабость и пыталась на ней сыграть, еще и еще. Длинные косички, высокие скулы, подчеркнутые персиково-розовыми румянами, атласные платья. Он и не подозревал о причинах этой встречи — узнав, что Надин от него ушла, Брижит решила испытать на нем свое очарование. А он подписал протянутые бумаги, даже не взглянув на нее.

В то утро, когда он ложился в клинику, он вышел из квартиры на Конвансьон, оставив в ящике стола несколько ценных безделушек, еще теплый кофе на кухне, открытую книгу на журнальном столике, приоткрытое окно. Ничто не должно указывать на побег.

Все остальное развивалось по сценарию, который он без устали переписывал, доведя его наконец до совершенства. Вот консьержка, обеспокоенная тем, что никто не вынимает почту, звонит Надин. Надин открывает дверь ключом, который Тьери ей оставил. Потом она бежит в комиссариат объявить его в розыск. Она заполняет анкету, описывает его внешность, как можно точнее, не забудьте особые приметы, шрам в паху, справа, в форме буквы V (ее он занимал и отталкивал одновременно), оставляет им недавнюю фотографию, наверняка ту большую, черно-белую, которую она сделала для своей серии портретов. Ее заявление попадает в Службу розыска, они обзванивают больницы, судебно-медицинский институт, врача и дантиста пропавшего, осматривают его квартиру, опрашивают друзей, возможно, клиентов «Синей рамы». Вермерен знал цифры — из трех тысяч пропавших в Париже за год пять процентов случаев так и остаются нераскрытыми. У него на руках все козыри, чтобы стать одним из этих ста пятидесяти и попасть в категорию ПБВ — пропавших без вести — до скончания веков.

Поль Вермерен мог бы выписаться через двадцать четыре часа после операции, но он предпочел провести еще одну ночь в клинике, боясь оказаться наедине с собой и не зная, кто он на самом деле. Жюст, довольный тем, что увидел на лице пациента, предложил ему встретиться в любой день, начиная с завтрашнего — «Д3», как он это называл, — чтобы снять швы с верхних век, второе — «Д7» — для нижних век. А потом только «Д15» — вынуть скобы изо рта, с подбородка и со скул. К бинтам, полностью скрывающим лицо, Жюст рекомендовал добавить капюшон-компресс, чтобы не повредить лоб. Похожий на персонажа фантастических фильмов, он вышел в приемную и попросил заказать такси.

— Куда ехать?

— Аллея де Фавори, 4, в Шолон-сюр-Сез.

И добавил для медсестры, которой было на это абсолютно наплевать: «Домой».

— Вам тут будет хорошо.

Эти простые слова риелтора, слишком прозаичного, чтобы быть нечестным, решили дело. Зачем упускать место, где ему будет хорошо, и почему нет, действительно, в коттедже в огромном пригороде, похожем на деревню, в окруженном деревьями домишке, вне времени и вне пространства. Три окна выходили на улочку, по которой никто не ходил и не ездил, остальные — в сад, края которого видно не было. Плакучая ива, пара елок, огромный клен, черешня. Поль почувствовал себя стареющим помещиком, привязанным к своему клочку земли в компенсацию за то, что потерял все остальные привилегии. Дом оказался чистым и подходящих размеров — гостиная с камином во всю стену, спальня, выходящая в сад, кухня, пахнущая деревом и золой.

Тьери Блен всегда любил город. Он любил находиться в самом центре, в самом сердце, там, где проходят все артерии, и даже когда удары этого сердца становились слишком громкими, он и подумать не мог о том, чтобы жить где-то еще. Весь мир был под его окнами, он воспринимал себя центром мишени. Он все время боялся что-то упустить и считал, что у него достанет энергии противостоять большому городу. С тех пор как человеческий фактор стал источником его доходов, он искал прямо противоположного. После слежки дни и ночи напролет, нервного напряжения и беспорядочного образа жизни ему надо было восстанавливать свои силы в месте, далеком от человеческого безумия.

Парадокс — в своем добровольном заточении он ощущал, что Париж ближе, чем когда-либо. Если он может видеть мерцающий огнями город с колокольни Шолона, то зачем иметь его у своих ног? Как почувствовать город, если тебя захватил его водоворот? Вавилон становится Вавилоном, только если можно взирать на него издали.

Растянувшись на шезлонге, укутавшись в плед до самого носа, с книжкой в руках он терпеливо выздоравливал. Вернувшись в дом, он посмотрел, не пригорело ли овощное жаркое, и стал просматривать почту — имя Вермерена попадалось везде. Социальные службы не сомневались в существовании Поля Вермерена. Колесики машины завертелись сами по себе, достаточно было соблюдать определенные правила, ничего ни у кого не требовать, никогда не жаловаться. И тогда гражданин более или менее становится незаметным для общества.