Книга Камера смертника - Борис Рудаков

В состоянии законного возмущения я в тот момент не думал о решетке, а только о престиже своего выставочного зала. Я буквально подлетел к этой парочке и скороговоркой стал весьма сдержанно выражать свое неудовольствие по поводу их обращения с женщиной. Это были последние мгновения жизни, в которой я чувствовал себя хозяином, в которой чувствовал себя в каком-то праве.

Они повернулись ко мне с вялым раздражением, с каким-то ленивым презрением. И я увидел их глаза. Никто из этих двоих еще не успел раскрыть рта, как я вдруг понял, ощутил всем своим нутром, что все, что было в моей жизни раньше, – не более чем короткий праздничный день. Помните, как это бывало, например, в детстве? Утро, музыка, льющаяся из радиоприемника или телевизора. Радостные сборы, поход в зоопарк или в кукольный театр. Потом возвращение домой, вкусный праздничный обед. И обязательно сладости! А потом вечер… а потом утро и снова идти в школу. И как и не было того выходного дня.

Примерно то же я почувствовал и в тот миг. Понял, что судьба до сих пор меня миловала от знакомства с этой стороной действительности, берегла. А вот теперь столкнула лоб в лоб, не дала подготовиться, поразмыслить, даже собраться с духом. Просто взяла и поставила перед действительностью. А вся моя счастливая, сытая, полная самоуважения и благостных перспектив жизнь осталась где-то далеко в стороне. Беременная жена, довольная старушка-мама, растущие доходы и приятные нужные знакомства. Всего этого теперь не существовало; теперь были только эти двое и их взгляды.

– Ты че варежку раззявил? – брезгливо выдавил из себя «здоровый». – Ты кто такой?

– Я… – слова застряли у меня в горле, – я… руководитель предприятия. И…

– Те че, проблемы нужны? – процедил сквозь зубы темноволосый, глядя сквозь меня. – Получишь. Мне каминчик вот этот нужен. Давно мечтал на даче такой поставить. Завтра утром вот он, – он ткнул пальцем в широченную грудь напарника, – приедет и заберет.

Я постыдно хватал ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Нужные важные и умные слова напрочь выскочили у меня из головы. На меня только что откровенно «наехали», и мне нужно было принимать какие-то меры. Но какие, я не знал. Я долго размышлял, я был красен от злости, но здравый смысл подсказывал, что обращаться в милицию бессмысленно. Даже если заявить, что завтра утром меня будут грабить. Какие основания у меня есть для такого заявления, а у милиции – для соответствующего реагирования?

Я попытался позвонить паре своих хороших знакомых в администрации, которые имели к моему предприятию кое-какое отношение. Но обоих не оказалось на месте. День до позднего вечера прошел в злобных метаниях и сомнениях. Домашних телефонов моих «друзей» я не знал, и ждать утра мне предстояло в любом случае. И к вечеру я настолько разозлился, что решил выпутываться самостоятельно. Точнее, не выпутываться, а просто «разруливать» с этими типами. Неизвестно, кто они такие; возможно, что меня просто взяли «на понт», как это называется в их среде. Да и что они могут мне сделать? Вот когда начнут угрожать, когда начнутся конкретные разговоры, тогда я и приму меры. А продолжения инцидента может вообще не последовать. На этой мысли, немного успокоившись, я лег спать, не сказав жене ни слова о случившемся.

В мрачном состоянии духа я встал утром с постели. Полный самых нехороших предчувствий, отправился на работу. На душе было муторно, но я старался быть уверенным в своих силах. В центре города в двадцатом веке! Что серьезного мне могло угрожать? В конце концов, за мной государство, за мной закон. Не убивать же меня будут! Ну поугрожают, ну стекла ночью выбьют. Может, попытаются подкараулить и избить в темноте. Э, нет! Вот когда посыпятся угрозы, тогда в милицию и заявлю. А если изобьют, то заявление уже будет существовать, и милиция будет знать, кто на меня напал.

Примерно в таком приподнятом состоянии духа я приехал на работу. И ничего страшного не случилось. Моя секретарша уже была на месте – в смысле, курила у входа. Она уже сняла помещение с сигнализации, уже пришла дежурная – смотритель зала. И никто меня утром еще не спрашивал и никто не звонил.

Приехали они в половине десятого. Темно-синяя «Хонда»-пикап стояла прямо под окнами выставочного зала, и никому не было дела, что машина въехала прямо на пешеходную зону. Вчерашний здоровяк с парой крепких парней, но помоложе, ввалились в выставочный зал, когда я был в кабинете. Я услышал шум и крики. И все понял.

– Ты че, братан? – здоровяк стоял передо мной, засунув руки в карманы джинсов-«варенок», и смотрел набычившись. – Те че вчера сказали?

Поведение их было настолько наглым и беспардонным, что я невольно опять растерялся. Но природного упрямства у меня хватило, чтобы упереться и тупо требовать за камин денег. Я просто старался не вдумываться в угрозы и блатной жаргон. Я решил, что нужно отстоять дорогой каминный фасад сейчас и любой ценой, а потом я уже что-нибудь придумаю. Это они ведь на слабака рассчитывают свое поведение, а я не слабак.

Я видел, как за спиной рэкетиров бухгалтерша делает мне знаки, изображая вращение телефонного диска. Понятно, что она спрашивала разрешения позвонить в милицию. Я в знак согласия кивнул ей. К моему, как ни странно, разочарованию, парни быстро отказались от попытки забрать камин силой. Они пробурчали угрозы и потянулись из зала к выходу. Теперь уже мне следовало придумать, как задержать их до приезда милиции. И я кинулся в новые выяснения отношений.

Желто-синий «жигуленок» с надписью «ГАИ» уже стоял у входа рядом с «Хондой». Это было приятно. Я с удовлетворением подумал, что недооценил силы государства за моей спиной. Однако недооценил я и своих противников. Оказалось, что никто и не собирался у меня ничего требовать и забирать. Они просто приценились к камину и… пошутили. А разрешение на въезд на пешеходную зону у них есть. Здоровяк отошел с капитаном в сторонку, пошептался, и вопрос был решен. «Гаишники» уехали со словами, что разберутся с этой машиной, бандиты уехали с ухмылками. А я остался у входа, переполненный самыми противоречивыми чувствами.

Два дня прошли в относительном спокойствии, если не считать, что я поднял на ноги всех своих знакомых, кто хоть что-то значил в городе или имел хоть какие-то связи или знакомства. Помог мне инструктор из тренажерного зала, куда я стал похаживать в последние несколько месяцев. Он и просветил меня.

– Навел я справки кое у кого, – спокойно рассказывал он. – Его зовут Саша Заварзин, кличка у него Вареный. Он центр держит.

– И как на него управу найти? – с надеждой в голосе спросил я.

– Я так понял, что никто с ним связываться не хочет.

– И что? У кого же мне защиты просить? Только на милицию надеяться?

– Не надейся. Лучше уладь с ним конфликт и живи спокойно. В милиции тоже люди работают. Я же говорю, что никто с ним связываться не будет.

И я тогда понял, что до сих пор жил в розовых очках, общаясь только с приятными людьми – работниками культуры и искусства. Пусть часть моих новых знакомых, после того как я занялся бизнесом, оказалась не совсем чиста на руку, но таково было время, каждый пытался хоть как-то подзаработать. Но все это происходило интеллигентно, с обменом понимающими улыбками. Все соблюдали договоренности, все вели себя честно, и всем было хорошо.