Книга Дневник Габриеля - Скотт Фрост

Город обдувал тихоокеанский бриз, очищая ночное небо. Температура упала градусов до семи. Гаррисон вел машину вниз по пологому склону. Я опустила окно. Даже здесь, вдали от океана, ощущался его солоноватый привкус. Вдыхая свежий воздух, я смотрела в ночное небо — звезды поблескивали в темноте, напоминая свечение планктона в заводи. И где-то под этими звездами была моя девочка.

— Они сегодня будут ночевать под открытым небом, — задумчиво сказала я.

Гаррисон недоуменно посмотрел на меня.

— Я про парад. Сегодня целые семьи заночуют вдоль Колорадо, завернувшись в одеяла или спальные мешки. Среди моих знакомых есть и такие, кто каждую ночь перед парадом проводит на свежем воздухе с тех пор, как я была еще маленькой. Это такая же семейная традиция, как фейерверки в День независимости. И это только те, кто будет смотреть парад вживую.

Меня охватил озноб. Я все еще ощущала волну воздуха и оглушительный взрыв в бунгало.

— По приблизительным оценкам, трансляцию парада по телевизору будут смотреть около двухсот миллионов человек по всему миру.

Судя по лицу Гаррисона, такая цифра была для него новостью.

— Двести миллионов, — удивленно повторил он. — Я и понятия не имел.

— Это второе по популярности событие в Америке после финала чемпионата по бейсболу.

Я какое-то время всматривалась в темную дорогу впереди.

— Что именно, по словам Филиппа, Габриель сказал ему? — спросила я.

Гаррисон задумался.

— Скоро все узнают, кто я такой, и будут меня бояться, — прошептал он.

Вот оно. Все будут меня бояться. Мечта воплотится.

— Там сейчас ребятишки ждут начала парада. Габриель собирается взорвать их, а двести миллионов людей будут за этим наблюдать.

Лицо Гаррисона напряглось.

— Чем невиннее жертва, тем эффективнее террор, в этом весь смысл, да? — спросила я.

Гаррисон бросил на меня взгляд украдкой и снова уставился прямо перед собой.

— Мы знаем его в лицо, ему не подобраться близко.

— А ему нужно? Разве какие-то из его действий навели тебя на мысль, что он собирается убить и себя заодно?

Гаррисон снова задумался, а потом с тревогой покачал головой:

— Нет.

— И это делает его еще более опасным, да?

Гаррисону не пришлось отвечать. Правда застыла на его лице словно маска. Ситуация становилась все хуже и хуже.

Мы повернули по Марипоса-стрит и поехали по моему кварталу мимо домов, которые я проезжаю вот уже двадцать лет. Увитые плющом холмы, спускавшиеся к идеальным лужайкам. Пластиковые олени на крышах и белые рождественские гирлянды, имитирующие сосульки. Здесь живут Келли, а вон в том доме Жозе. Лэйси сделала свои первые шаги в этом квартале. А в этом доме впервые поцеловалась с мальчиком. А вон в том муж изменил мне с женой дантиста. Все вокруг знакомо, правда, теперь квартал казался мне натурной съемочной площадкой, где нет ничего настоящего, только выдуманное. Дома — это и не дома вовсе, а только фасады, а защищенность — не более чем сценарий. И если знойный ветер Сайта-Ана подует из пустыни, уверена, от нашего района останется пустое место.

Я заметила, что рядом с моим домом припаркована машина, наверное, патрульные дежурят, как и сказала Джеймс. Гаррисон проехал по подъездной дорожке и затормозил. Он начал вылезать из автомобиля, но тут заметил, что я сижу неподвижно.

Мне не хотелось заходить в свой дом, зная, что Лэйси там нет. Не хотелось рыться в ее вещах так, словно она всего лишь очередная жертва, чьи секреты теперь являются достоянием общественности.

Гаррисон снова скользнул на водительское кресло и уставился прямо перед собой, его взгляд был устремлен куда-то за дверь гаража, загораживающую обзор, в далекое прошлое.

— Мою жену нашли только через шесть дней.

Он повернулся ко мне, словно отвел взгляд от своего прошлого.

— Вы должны представить, что у ваших сомнений есть лицо, и драться с ними.

Несколько секунд Гаррисон смотрел мне в глаза, а потом снова отвернулся и сделал глубокий вдох.

— И какое же лицо представлял ты?

Уголки его губ чуть дрогнули в улыбке, а потом он взглянул на свои пальцы, словно что-то только что утекло сквозь них.

— Мне так и не удалось этого сделать.

Гаррисон неуверенно потоптался возле двери в комнату Лэйси, когда я вошла внутрь. Инстинктивно я подняла с полу футболку, сложила ее и положила на кровать. Нельзя, чтобы гость видел, какой беспорядок царит в дочкиной комнате.

— А у нее есть дневник? — спросил Гаррисон, все еще стоя в дверях.

— Личный журнал — сказала я, вспомнив, как Лэйси поправила меня, когда я несколько лет назад задала тот же вопрос. — Дневник вели дамы в девятнадцатом веке, чтобы не забыть, с кем они пили чай. А журнал предназначен для записей, чтобы задокументировать собственную жизнь.

Я посмотрела на озадаченного Гаррисона.

— Подростки в том, что касается некоторых вещей, любят точность.

Я огляделась. Хотелось дотронуться до каждого предмета, словно это может приблизить ко мне мою девочку. Хотелось обнять ее потрепанного плюшевого мишку, вдруг он прошепчет мне, где его хозяйка.

— Раз журнала не было в рюкзаке, он должен быть здесь, — сказала я.

Гаррисон все еще стоял в дверях, не желая нарушать границы личного пространства моей дочери и превращать ее спальню в поиск улик.

— Хотите сделать это в одиночку?

Я обвела комнату взглядом. Воспоминания хлынули на меня с бледно-желтых стен, будто встречный поток автомобилей. Вот семилетняя Лэйси с выпавшим молочным зубом. Пятилетняя с температурой. Вечеринка. Смех. Громкая музыка какой-то мальчуковой группы. Еле уловимый запах сигарет просачивается под дверь.

Я схватилась за кованую спинку ее кровати, пытаясь втащить себя обратно в настоящее, а потом посмотрела на Гаррисона.

— Нет, меньше всего я хочу сейчас оставаться одна.

— Хорошо.

Он переступил порог и огляделся. Я почувствовала, как комната чуть-чуть изменилась. Лэйси только что ускользнула от меня еще дальше.

— Может, в ее столе? — спросил Гаррисон.

Я кивнула и подошла к столу, но не могла себя заставить дотронуться до ящиков. Просто стояла и тупо смотрела, не в состоянии поднять руку.

— Думаю, лучше ты.

— Конечно, — кивнул Гаррисон, подошел ко мне и выдвинул ящики.

Я отвернулась. Мне не хотелось участвовать в обыске. Я думала, что смогу, но не смогла. Мне нельзя отпускать свою девочку. Сейчас больше чем когда-либо я хотела, чтобы ее секреты остались лишь секретами.