Книга Профессиональное убийство - Энтони Гилберт

— Он покончил с собой? — воскликнул я.

— Вы не поняли этого? Простите. Да. В то время я лечил его. Керби мучительно страдал от бессонницы, как зачастую бывает с погруженными в мрачные раздумья людьми, и я дал ему снотворную микстуру. Однажды ночью он принял двойную дозу. Во время расследования спрашивали об этом. Вы, конечно, знаете, что его отец тоже покончил с собой — застрелился воскресным утром в собственной оружейной комнате. Понимая, что он страдал от меланхолии, почти от мании, мог ли я оставлять средство самоубийства у него под рукой? Присяжные любят задавать подобные глупые вопросы. Будто можно помешать человеку лишить себя жизни, если он вознамерился это сделать. Ему достаточно шагнуть с утеса, купить пузырек таблеток аспирина или проглотить какое-то дезинфицирующее средство из чулана уборщицы. Если хотите устранить от него опасность, уберите газовые плиты, перекройте трубы, герметически закройте окна. Дело в том, что нельзя помешать людям совершить то, что они решили сделать любой ценой. Джонатан хотел умереть, считал, что ему незачем жить, и боялся того, что ждало его в будущем. Легко обвинить человека в трусости, но — не нужно. — Мейклджон развел руками. — Древние говорили: Nil nisi bonum mortui[6]. И знаете, что написали на его надгробном камне? «Возлюбленному Своему Он дает сон». Никогда не слышал ничего столь кощунственного о самоубийце. Но Рейнс никого не слушал. Не было никаких родных, имеющих право вмешаться, и Рейнсу приятно думать, что все под Богом возложено на него.

— Рейнс был адвокатом Керби?

— Да. Он местный. Человек неплохой, но, кажется, устроил из дел Джонатана пир на весь мир. Позволял ему вкладывать деньги во всевозможные необдуманные планы. Хорошо, что Керби не оставил множества находившихся на иждивении родственников. Пострадали лишь благотворительные учреждения.

— Он занимался этим несколько лет — я имею в виду игрой на бирже?

— В основном последний год. Раньше Керби жил в Швейцарии. Вернулся из-за сообщения Саммертауна, что дом разваливается, ему следует приехать и позаботиться о нем. Уверен, останься Керби там, у него было бы все в порядке. А этот дом — гиблое место; осенью дожди заливают нижние комнаты, десяток печей не смог бы его согреть. Но Керби был упрямым. Бродил по коридору, разглядывая портреты своих предков. Полагаю, мысли о них сыграли роль в его помешательстве.

— Что представлял собой секретарь?

— Приятный человек с рыжеватой бородкой. Культурный. Не знаю, где нашел его Керби, но ему повезло.

— Имеете в виду — Джонатану?

— Да. Думаю, платил Керби ему хорошо. Ничто больше не могло удерживать здесь этого человека. Занятие было скучным.

— Может, романтическая причина? — предположил я.

— Однажды я спросил его; он был из тех людей, разговаривать с которыми можно запросто. Он ответил, что несколько лет назад был женат, но развелся с женой. И больше ничего не сказал. Что ж, не та тема, на какую приличный человек захочет распространяться.

Я согласился. На языке у меня вертелся десяток вопросов, но Мейклджон явно спешил, поэтому я ушел. Отправился в редакцию местной газеты и снова озвучил свою выдумку. Начальник архива охотно нашел газету с протоколом расследования. Похоже, он был не прочь просветить незнакомца. То самоубийство он помнил прекрасно. Особого удивления оно не вызвало; все знали о меланхолии и скверном здоровье старого Керби. Денег у него хватало, но какая польза была ему от них? Он сидел дома, хандрил, не принимал гостей. Я обратился к газете. Оказалось, что обнаружил Керби мертвым слуга по фамилии Беллами.

— Я всегда приносил хозяину чашку чаю, — показал он в суде. — Тем утром я принес чай, как обычно, отдернул шторы и заметил, что погода дождливая. Хозяин промолчал, но меня это не удивило. Бывали дни, когда он вообще не раскрывал рта, разве что приказывал мистеру Рэнделлу: сделайте это или то. Я принес ему местную газету и сказал: «Сэр, вас огорчит известие, что леди Уэббер вчера вечером скончалась», — а он даже не взглянул на меня. Я наклонился к нему. Казалось, он спит.

— Принимая во внимание, что у него была снотворная микстура — и вы об этом знали, — почему вас это удивило?

— Он никогда так долго не спал. Вставал около шести часов, а было уже четверть восьмого.

— И вы встревожились?

— У мистера Керби был какой-то странный вид. Не просто бледность; он был обмякшим и не дышал. Кроме того, сон у него всегда был очень легким. Он говорил, что проснется через несколько секунд, если кто-то встанет возле него. Какое-то шестое чувство подсказывало мистеру Керби, что на него смотрят. Я осмелился коснуться его рукой: он был холодный.

— Как лед?

— Нет, сэр, не окоченевшим, но достаточно холодным, чтобы вызвать у меня дрожь. Я побежал в комнату мистера Рэнделла, сообщил ему, и он тут же пошел туда вместе со мной. Увидев мистера Керби, сказал: «Вызови доктора Мейклджона». На столе лежало письмо, адресованное коронеру. Я его не касался. Доктор явился через несколько минут и заявил, что хозяин мертв.

Мейклджон на свидетельском месте показал, что Керби умер от чрезмерной дозы стрихнина. Он (свидетель) прописал покойному снотворную микстуру, в которой стрихнин был ингредиентом. Три дня назад врач виделся с Керби, тот пожаловался, что микстура не действует. Попросил более сильное средство. Мейклджон отказал: «Не могу дать вам ничего более сильного, если не хочу оказаться на скамье подсудимых с перспективой виселицы». Керби разозлился и заявил, что обратится к другому врачу. Мейклджон заметил, что он имеет на это полное право. Однако последующие свидетельства показали, что Керби не выполнил своей угрозы.

Мейклджону задали несколько вопросов относительно ингредиентов снотворной микстуры, и аптекарь, Бауэрс, представил выписанный рецепт. Микстура была обычной для человека, обладающего здоровьем Керби.

Один из присяжных заметил, что последний свидетель, к сожалению, уведомил покойного, что двойная доза микстуры окажется роковой, но его тут же осадил коронер, сказав: «На мой взгляд, доктор Мейклджон не исполнил бы своего долга перед пациентом, если бы не предупредил его».

Вскоре зачитали предсмертную записку покойного:

«Я не прошу прощения за то, что собираюсь сделать, потому что ни к кому не питаю родственных чувств. Моя жизнь оказалась несостоятельной, и я не вижу смысла продолжать ее. Мне не для чего жить, и чтобы не быть своим знакомым и слугам обузой, а своим наследникам статьей расходов, я выбираю такой уход».

— Не знаю, как отнесутся к ней присяжные, — сказал коронер, — но эта записка, видимо, указывает, что покойный потерял интерес к жизни. Похоже, у него было скверное мнение о состоянии своего здоровья и о финансовых делах. Предлагаю ознакомиться с ними подробнее.

Затем на свидетельское место вышел Рэнделл и подтвердил, что последние двенадцать месяцев работал у Керби секретарем. Они познакомились в Лондоне. В начале его работы Керби был бодрым, много читал, дважды в неделю получал из Лондона бандероль с книгами. Однако потом стал одержим беспокойством о своем здоровье. На свою беду, Керби прочел книгу, представляющую в ярких подробностях ход болезни туберкулезного больного, кончающуюся красочным описанием сцены смерти, и это подействовало на него угнетающе. Он настоятельно требовал обсуждения своего состояния и, можно сказать, жил с градусником во рту. Время от времени заводил речь о личных делах и часами обсуждал свое финансовое положение. Деньги его были вложены в надежные предприятия и компании, но он считал, что постоянно осторожничать не следует, и начал играть на бирже.